Любовь и доктор Форрест
Шрифт:
– Естественно.
– Я бы сказал неестественно! Брак может губительно сказаться даже на карьере мужчины - не говоря уж о женщинах.
Он сказал об этом с такой надсадой в голосе, что Лесли тут же вспомнила то, как он ссорился с женой, а она слышала все это еще в свою бытность медсестрой; это была та самая ссора, что привела к ее уволнению из больницы и последующему возвращению туда же уже в качестве врача! Боясь, что ее собственные воспоминания, могут напомнить ему о том инцеденте - и тогда только чудо поможет ей6 если он
– Я думаю, что медицина увлекла меня своей логикой.
– Ну, хорошо хоть так. А то я боялся, что вы с детства мечтали стать вторым Пастером!
– Подобные мечты я считаю прерогативой мужчин - ведь они намного способнее и умнее!
Он бросил на нее пронзительный взгляд, но Лесли как ни в чем не бывало смотрела на него такими невинными глазами, что после короткой заминки Редвуд снова продолжил разговор.
– А вы уже успели хорошо зарекомендовать себя здесь.
– Спасибо на добром слове. Было очень любезно с вашей стороны разрешить нам остаться здесь.
Он пожал плечами.
– Вообще-то, я на досуге немного поразмышлял над этой проблемой. С моей стороны несправедливо в полной мере относить мои личные предубеждения на ваш счет. Вы уже успели хорошо проявить себя, и я... В общем, я хочу сказать, что мне бы хотелось, чтобы вы остались здесь, если, конечно, пожелаете.
Лесли отвела взгляд.
– Никогда бы не подумала, что вы измените свое решение.
– Решения своего я не менял. Я просто понял, что было бы по крайней мере неразумно оплачивать вам обратную дорогу, в то время как вы добросовестно справляетесь со своей работой здесь. Вы хорошо относитесь к пациентам, и это тоже немаловажно.
Лесли молчала, желая в душе гордо отказаться от столь бестактного приглашения.
– Ну и?
– отрывисто переспросил он.
– Каково ваше решение?
Здравый смысл одержал верх над эмоциями.
– Я останусь. Но только мне тоже хочется быть до конца с вами откровенной и сказать, что я не люблю работать с людьми предвзято относящимися к другим.
– Так почему вы тогда остаетесь?
– Из-за племянника. Если бы не он, то ничто не удержало бы меня здесь.
Редвуд усмехнулся в ответ, отчего Лесли почувствовала вспышку раздражения.
– Надеюсь, что вы не бываете столь остры на язык при беседе со своими пациентами.
– Мои пациенты, мистер Редвуд, нуждаются в моем сострадании, которое вам ни к чему!
В этом месте дорога делала последний поворот, и Бобби, который то и дело забегал вперед, теперь направлялся обратно, к ним навстречу, скользя на плотно утоптанном снегу.
– Тетя, а ты пригласила мистера Редвуда на наш рождественский вечер?
– Нет, - коротко ответила Лесли.
– А о чем идет речь?
– поинтересовался Филип Редвуд.
– Нет-нет, пустяки, - поспешно сказала Лесли.
– Это...
– Это мой рождественский вечер, - перебил
– Вы придете?
– Бобби!
– несколько раздраженно одернула Лесли племянника.
– У мистера Редвуда хватает своих дел, чтобы беспокоиться еще из-за твоего вечера.
– И вовсе нет, - сказал Редвуд, сосредотачивая все свое внимание на мальчике.
– Я бы с радостью пришел, но просто твоя тетя стесняется пригласить меня!
Смущенно покраснев и глядя строго перед собой, Лесли небрежно сказала:
– И вовсе это никакой не вечер. Просто чай с пирожными, и еще Аксель обещал прийти, чтобы это было хоть немножно похоже на настоящий праздник.
– Аксель?
– переспросил Редвуд.
– Вы хотите сказать, что вы уже называете друг друга просто по имени. Я же знаком с ним вот уже несколько лет, а друг для друга мы все равно "герр доктор"!
– Это все Бобби, - быстро объяснила Лесли.
– Он никак не мог выговорить "Бертью".
Редвуд остановился перед дверью, ведущей в его квартиру.
– И в какое время вы собираетесь?
– В четыре. Но вам вовсе не обязательно беспокоиться. Бобби не следовало бы...
– Ну раз в четыре, так пусть будет в четыре, - перебил ее Редвуд.
– И пожалуйста, доктор Форрест, не сердитесь, ведь сегодня как-никак праздник, день, когда все мы должны благожелательно относиться друг к другу!
Подавив в себе желание сказать в ответ какую-нибудь колкость, Лесли улыбнулась и вошла в клинику.
Ровно в четыре часа в квартире Лесли появился Аксель Бертью, торжественно вручивший ей букет цветов и подаривший Бобби настоящие швейцарские часы с кукушкой, украшенные искусной резьбой.
– А правда, что там внутри сидит настоящая кукушка?
– спросил Бобби.
Аксель достал из кармана маленький ключик.
– Вот, заведи их и поставь на полку над камином. А в пять часов ты получишь ответ на свой вопрос.
Сосредоточенно нахмурившись, Бобби делал все в точности так, как ему сказали, в то время, как молодой швейцарец прошелся по комнате и посмотрел на стол, на котором стояли блюда с сэндвичами и огромный рождественский пирог.
– А когда у нас будет чай?
– поинтересовался он.
– Рядом с таким столом я чувствую себя по-настоящему голодным.
– Когда придет мистер Редвуд, - ответила Лесли, скрывая улыбку, заметив изумленние Акселя.
– Вы хотите сказать, что мистер Редвуд тоже будет?
– Да. Его пригласил Бобби, и мне кажется он не смог отказать ребенку.
– Что ж, очень хорошо. Ему это пойдет на пользу. Тем более сейчас, когда это время года всегда напоминает ему о...
Тут в дверь постучали, и Лесли, желая в душе, чтобы этот стук раздался хотя бы минутой попозже, поспешила открыть. На пороге стоял Филип Редвуд. На нем был темно-серый костюм, и когда он вошел, то комната вдруг стала казаться меньше.