Любовь и доктор Форрест
Шрифт:
– Ничего не могу разобрать. В таких местах как это есть какие-нибудь особые, фирменные блюда?
– Да. И предоставь это мне.
Она согласно кивнула, и тогда Филип подозвал жестом офицанта и сделал заказ.
– А я и не знала, что ты так хорошо говоришь по-немецки, воскликнула Лесли.
– В клинике...
– Давай не будем о клинике, - резко перебил ее Филип.
– Мне так редко удается вырваться из нее, что сейчас мне очень хочется забыть о том, кто я такой, и чем я там занимаюсь.
– Он усмехнулся.
– А вы всегда принимаете
– Только от тех, кого мне удается подцепить в лифте, - сказала Лесли, принимая его тон.
– И вообще-то, молодой человек, вы мне все так еще и не соизволили представиться.
– Тогда называй меня просто Филип. А тебя как зовут.
– Лесли.
– Очень красивое имя - Лесли.
Они сидели за столом, глядя друг на друга и улыбаясь, и их окружала атмосфера той доверительности, как это было несколько недель тому назад в "Пост-Отеле". Как и прежде он отрешился от своего официального имиджа и все тут же было позабыть, даже тот факт, что его тяжело больная жена осталась в больнице, отделенной от Цюриха не столь большим расстоянием.
– Тебе очень идет черный цвет, - мягко сказал он.
– Ты часто так одеваешься?
– У меня нет такой возможности.
– Возможно это и к лучшему - у многих могла бы подняться температура!
– Он пристально смотрел на нее.
– Что ты сеогдня сделала с собой? Ты как будто выглядишь не так как всегда.
– Может быть это из-за сережек.
– Красивые серьги. Недавно купила?
– Что ты! Нет, конечно! Ричард подарил их мне по случаю окончания учебы.
Как только эти слова были произнесены, Лесли почувствовала, что он как будто снова замкнулся в себе, и наступило неловкое молчание, нарушенное приходом официанта, подавшего горячие блюда. Здесь была форель в винном соусе, после чего последовала грудка молочного поросенка, горох и помидоры, фаршированные чем-то белым, по виду напоминающим взбитые сливки, один из которых Лесли решила попробовать.
– Ой!
– На глаза навернулись слезы, которые тут же обильно покатились по щекам. Она торопливо схватила стакан воды, одним залпом выпила его, и откинувшись на спинку стула, принялась вытирать глаза.
– Боже мой, мне показалось, что я вся загорелась изнутри. Что это такое?
– Соус из хрена, взбитый со сливками. Очень многих это и вводит в заблуждение.
– Ты хочешь сказать, что ты знал об этом?
Он усмехнулся в ответ.
– И поделом тебе. В следующий раз, когда я скажу, что нужно забыть о прошлом, не заводи разговора о своих воздыхателях.
– Нету у меня никаких воздыхателей, - осторожно сказала она и снова отпила глоток воды.
– Вот теперь лучше, можно снова приниматься за еду.
За ужином они болтали о чем-то незначительном, и время от времени Лесли начинала напевать мелодии, доносившиеся из алькова, где стоял рояль.
– Хорошо он играет, правда?
– сказала она наконец.
– Если у тебя есть любимые песни, я могу попросить его сыграть.
– Мне очень
– Прекрасно. И мне тоже. Пойдем, скажем ему об этом.
Она встала из-за стола и проследовала вместе с ним к алькову, подождав, пока Филип разговаривал с пианистом, который понимающе кивнул, улыбнулся и заиграл "День и ночь". Филип снова обернулся к ней, и только теперь она заметила, с какой нежностью он глядел на нее. Горели неяркие светильники, и она почувствовала, как он обнимает ее за талию. Она ощутила дрожь во всем теле, но ничего не смогла с собой поделать, а он обнял ее еще крепче.
Он не разжал своих объятий даже когда музыка закончилась. Каждая новая мелодия казалась лучше предыдущей, и Лесли была как будто даже рада, когда Филип наконец отступил назад.
– Может быть пойдем и закончим ужин, - хрипло сказал он.
– А потом еще потанцуем.
Снова оказавшись за столом, Лесли принялась с подозрением разглядывать десерт из ежевики, залитой вином и увенчанной сливками.
– Что тебя так беспокоит?
– спросил он.
– Это вполне безобидный десерт.
– Мне очень интересно, действительно ли это взбитые сливки?
Тогда он первым снял пробу.
– Ну и как, теперь ты довольна?
– Вполне, спасибо.
– Она последовала его примеру.
– Ты заказал замечательный ужин.
– Я очень рад, что тебе понравилось. Может быть еще чего-нибудь хочешь?
– Нет, что ты. Подумай о моей фигуре.
– Если бы я только мог ее забыть!
Воцарилось неловкое молчание, и Лесли отвела глаза, избегая встречаться с ним взглядом.
– Ты как будто чего-то стыдишься, - сказал он.
– Тебя это удивляет?
– Вообще-то нет. Извини.
– Ничего, все в порядке.
И снова наступила пауза, и тогда он вздохнул.
– Кажется вечер не слишком-то удачно, да?
– Что не слишком-то удачно?
– Наша попытка забыть обо всем и жить одним лишь этим моментом.
– Он вытащил сигарету и закурил, мрачно глядя на дымящийся конец.
– Я расстроил твои планы на вечер. Тебе следовало бы провести это вечер без меня: по крайней мере тогда ты бы лучше провела время.
Она натужно сглотнула.
– Вот как?
– Черт, что я говорю, нет! Конечно же нет. Тем более, что здесь не принято, чтобы по вечерам сюда приходили женщины без спутников. И тогда ты нарушила бы все правила приличия.
– Ну тогда не жалей, что пригласил меня.
– Я никогда не жалел об этом!
– он взял ее за руку.
– Пойдем, потанцуем?
Весь остаток вечера они провели в замечательно настроении, которое для Лесли было несколько омрачено ее осознанием того, что всему хорошему когда-нибудь приходит конец.
Стрелки часов перевалили уже далеко за полночь, когда они вышли из ресторана и пошли вдоль одной из узких улочек по направлению к шоссе. Все проезжавшие мимо такси уже везли пассажиров, и Лесли вздрагивала всякий раз когда холодные снежные хлопья попадали ей в лицо.