Любовь и Хоккей
Шрифт:
Я поднимаю на него взгляд. Мои глаза слезятся, но мой взгляд силен. Бишоп протягивает руку, чтобы вытереть мои слезы, но я отдергиваюсь, протягивая к нему дрожащую ладонь.
— Я думала, это потому, что я недостаточно блондинка. Я была слишком высокой, недостаточно загорелой или у меня были недостаточно большие сиськи. - Я делаю паузу, пытаясь прочистить горло.
— Я думала, что я недостаточно хороша для тебя, чтобы претендовать на меня, чтобы быть с тобой. Но это никогда не была я. Это всегда был ты.
Горячие слезы текут из моих глаз. Они обжигают мою кожу до самого низа.
—
Мое сердце кричит на меня, топает ногами, бьется о стены, умоляя меня остаться. Оно хочет, чтобы я его обняла. Оно хочет чувствовать его сердце рядом с нами и искать в нем утешения. Но мои слова источают яд. Я хочу, чтобы ему было больно, чтобы ему было так же больно, как мне. Чтобы почувствовал боль, которую я испытываю.
Я держу голову высоко, хотя внутри у меня все рушится. Поворачиваюсь на каблуках, чтобы выйти со двора и направиться к своему такси, где я могу спокойно покричать. Я хочу, чтобы Риггс обняла меня и сказала, что все будет хорошо. Я хочу, чтобы она ругала Бишопа и заставляла меня смеяться. Мне просто нужен мой лучший друг.
Он хватает меня за запястье, и я ненавижу, насколько его рука теплая на ощупь. Как это похоже на дом. Единственное место, где я чувствую себя в безопасности.
— Не уходи, только не так. Тебя достаточно, тебя так много. Слишком много. Ты должна это знать, Вэлли, детка.
Со всей силой, которая у меня осталась. В моем эмоциональном резервуаре осталось немного бензина, и я слегка поворачиваю голову. Вырываю свою руку из его хватки.
Я поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом с бирюзовыми самоцветами, которые стали моей кончиной. Мое счастье и моя погибель. У меня чешется в горле. У меня по коже бегут мурашки. Все болит.
Смотреть на него больно. Смотреть на Бишопа Маверика раньше было моим самым любимым занятием в мире. Когда мне было плохо или грустно, я смотрела на него, и он… он просто делал все намного лучше.
Сейчас?
Это просто чертовски ранит, разрывает меня в клочья и оставляет истекать кровью на съедение волкам.
— Если меня будет достаточно, давай сразу же вернемся туда и расскажем им о нас. Они твои друзья, Бишоп. Черт возьми, они мои друзья! У них не было бы никаких проблем с тем, чтобы мы встречались. Ты даже не можешь сказать им, как ты собираешься сказать моему отцу?
Я наблюдаю, как неуверенность пробегает по нему. Я заслуживаю кого-то, кто знает, чего хочет, кто знает, что любит меня. Я этого не заслуживаю. Глаза Бишопа наливаются кровью от боли. Я знаю, что это причиняет ему боль, но не так, как мне. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но закрывает его прежде, чем он это делает.
Трус.
Чертов трус.
— Вот именно. А теперь я, блядь, ухожу. С меня хватит. Я должна лечить несуществующее похмелье, о котором ты так любезно рассказал им. Кстати, спасибо, что заботишься обо мне, действительно чертовски ценю это, - я «кусаю» его. Я могу поплакать позже. Я исцелю свое разбитое сердце сама, но прямо сейчас Бишоп должен был знать, что со мной покончено.
— Валор, пожалуйста, - бормочет он, его голос полон слез. Я никогда раньше не видела
Мое бедное сердце колотится в его дверь, но ответа нет, с Бишопом его никогда не бывает.
— Я заслуживаю большего. Я заслуживаю того, кто гордится тем, что любит меня. Я заслуживаю большего, чем ты, - резко говорю я. Мимо нас проходит группа девушек, и я поспешно вытираю слезы. Мне не нужно, чтобы весь город знал, что я плачу из-за парня.
— О, смотри, - усмехаюсь я с саркастической усмешкой на лице. — Идеальное время. Беги вперед, мне кажется, я где-то там видела блондинку. Ты можешь расклеить ее лицо по всему TMZ сегодня вечером. Я уверена, что она не будет возражать. Убедись, что ты делаешь этот прием "что ты видишь в зеркале", это работает как чертово заклинание.
– Я отодвигаюсь от него, заставляя свое тело идти.
— Валор!
– зовет он, когда я открываю дверь такси. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него через плечо, наблюдая, как две крупные слезы скатываются из его глаз.
— Мы закончили, Би, это сделано.
С тех пор как мне исполнилось десять лет, я была без ума от Би. Я представляла нашу совместную жизнь, нашу любовь, и это никогда не происходило так в моей наивной голове. Я видела его. Я видела его больше, чем кто-либо другой, его боль, его прошлое, и все же он все еще не доверял мне свою любовь.
Любовь не должна была ощущаться так, причинять такую боль. Предполагалось, что любовь должна быть дана свободно и явлена миру. Это была не та любовь, которую я заслуживала. Я не заслужила этого от Би, и я никогда не заслуживала этого от своей матери.
Пошли они к черту.
Бишоп Маверик больше не был моим "долго и счастливо".
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В этом мире есть люди, которые говорят, что время лечит все раны. Они говорят нам, что если мы дадим себе возможность расти, то боль, которую мы испытали, станет далеким воспоминанием.
Эти люди - гребаные лжецы, сосущие члены. Все они. Время ни черта не лечит. Конечно, это позволяет ране закрыться и оставить шрам, но боль все равно остается. Она никогда не уходит. Это постоянное напоминание о том, что ты потерял. Что я потерял.
— Бишоп, Бишоп! Член вместо мозгов!
Я смотрю на Нико, приподнимая бровь, пытаясь вести себя так, будто он только что не застал меня уставившегося в пространство.
— Да, милая? - Саркастически говорю я.
— На тебя смотрят десять из десяти, мать твою. Я говорю о губах, похожих на присоски. У нее есть эта гребаная игра «высоси душу из твоей головки».
– Он делает глоток пива, глядя на девушку без всякого стыда.
Нико был прямолинеен. Он знал, чего хочет и как он этого хочет. Он был груб и иногда чересчур честен, но, по крайней мере, ты не получал никакого дерьма, когда дело касалось его.