Любовь и ненависть
Шрифт:
городской, рабочий, а дедушка мой в деревне живет, в колхозе.
Я к нему каждое лето ездил и колхозникам помогал как умел.
Случилась со мной эта история летом, в самый разгар уборки.
На селе, можно сказать, аврал - по два, по три часа спать
приходилось, не больше. Встаешь до света и ложишься
впотьмах. Я подростком был, лет, наверно, двенадцати.
Однажды в обеденный перерыв уснул У ручья под кустом.
Ручей по оврагу протекал.
наверху коза паслась на привязи. Подошла она к самому краю
и начала обгладывать кустарник. Стала на задние ноги,
потянулась к веткам, не рассчитала и сорвалась вниз прямо на
меня. И вот тут мне какой-то кошмар померещился, будто
через меня грузовик переехал. Аж холодным потом прошибло.
Проснулся, сообразил, что лежу на спине, и чувствую, как уже
наяву что-то давит мне на живот, а над головой что-то
шевелится, чавкает и хрустит. Все никак понять не могу, где я и
что со мной, а глаза открывать не решаюсь, выжидаю, думаю,
пройдет, исчезнет. Притаился, съежился, дыхнуть боюсь, а
мысль работает суматошно, мечется, как мышонок в ловушке.
Приоткрыл я легонько глаза: вместо голубого неба вижу что-то
волосатое и вымя с двумя сосками прямо перед носом
болтается. Зажмурился я, потом снова открыл глаза. Нет, не
проходит. Эх, думаю, будь что будет, да как рванусь в сторону.
Раз пять кубарем перевернулся, шлепнулся в воду да как заору
во всю глотку, от испуга, значит, будто меня в океан-море
бросили. Чуть было не захлебнулся. К счастью, руками дно
нащупал, открыл глаза и вижу перед собой картину: жаркий
полдень, солнцепек, небо белесо-синее, без единого облачка, я
лежу в мутном ручье, который в такую пору воробьи вброд
переходят. В сторонке на гору карабкается перепуганная коза,
а немного правее стоят деревенские девчата и надрываются
от смеха. Дескать, какие фокусы москвич откалывает. Вот
сраму-то было!
Доверчивая откровенность и наивное добродушие, с
которым все это рассказывал Струнов, по-настоящему
веселили моряков. Я представил себе детские глаза Струнова,
его круглое лицо и почему-то подумал: а вот Богдан Козачина
не рассказал бы о себе такого, побоялся бы унизить себя в
глазах товарищей.
И как раз в это время Богдан бойко заговорил:
– Это что! Вот со мной случай был...
Я понимал, что Козачине хочется во что бы то ни стало
перещеголять Струнова, которого он недолюбливал. Юрий
Струнов - полный мешковатый парень - был отличником
учебы,
и комсомольским активистом. Бесхитростный, прямой и
откровенный, он не раз говорил Козачине такие слова, от
которых у того рот кривило. У них были сходные
специальности: Козачина - радиометрист, Струнов - акустик,
короче говоря - первый был глаза корабля, а второй - уши.
Юрий Струнов все делал от души, с неизменным огоньком.
Богдан Козачина ходил по кораблю с кислой миной. Служил он
по принципу - лишь бы день до вечера. Струнова матросы
любили. На Козачину смотрели с настороженным
любопытством, ожидая от него чего-то недозволенного и
необычного. Богдан был неглуп, понимал это и
оригинальничал. Рассказы его слушали не без интереса, шутки
и остроты сносили. Так было и теперь.
– Постреливал я за одной дивчиной из соседнего хутора
в трех километрах от нашего села, - продолжал Богдан
Козачина, делая многозначительные паузы. Голос у него
низкий, раскатистый. - На свидания ходил, как на подъем
флага - минута в минуту, при любой погоде. Однажды
неожиданно заненастило. Весь день лил дождь. Никакого
просвета. А у меня свидание с Лидочкой в восемь вечера.
Накинул я на себя плащишко и подался. Только не дорогой в
обход, а напрямик, через кладбище. Так раза в полтора короче.
Иду, а уже темнеть стало. Кладбища и покойников я не боюсь,
считаю, что это глупые предрассудки. Ну вот, значит, иду, И
совсем было позабыл, что как раз вчера в нашем селе старуха
одна умерла. Сегодня ее должны были хоронить, яму уже
приготовили, да дождь помешал, решили один день
переждать. Пока я дошел до кладбища, стало темно, как в
колодце. Ну ничего не видно. Только дождь барабанит по
листьям и по моему плащу. Я этак выставил вперед руки,
чтобы на дерево или на крест не напороться, ускорил шаг и
думаю себе: "Ну какой черт несет меня в такую погоду, когда
добрый хозяин и собаку со двора не выгоняет". Да уж поздно
возвращаться, полдороги прошел.
Кто-то сострил:
– Тут бы локатор пригодился.
Богдан походя ответил:
– А то как же. Я, может, потому и в радиометристы
пошел, чтобы в темноте видеть, наученный горьким опытом.
Матросы засмеялись. А он продолжал серьезно, без
обычной для него рисовки:
– Иду я, значит, вслепую. И вдруг провалился куда-то