Любовь и ненависть
Шрифт:
шумная, суетливая и размеренная, точно такая же, как и в те
летние дни, когда солнце светит круглые сутки. Небо наглухо
закрыто непроницаемыми плотными тучами, и даже в
полдень, когда на короткое время наступает тусклый рассвет,
трудно поверить, что в мире вообще есть солнце. А в ясную
морозную погоду эти непродолжительные минуты рассвета
очень хороши. Нечто похожее - отдаленно похожее - у нас в
брянских краях бывает зимой в
восхода солнца, когда самого солнца не видно, но далекие
искристые лучи его, точно кистью художника, красят небосвод
в яркие и тонкие цвета.
Самого солнца нет, оно не покажется еще несколько
дней, но вы чувствуете его где-то рядом - оно словно говорит
вам: "Я здесь, недалеко, ждите меня, скоро буду". И мы ждем,
любуясь неподвижными перистыми облаками, чародеем-
волшебником раскрашенными в фиолетовые, оранжевые,
сиреневые, бирюзовые и еще какие-то не совсем
определенные, но яркие и приятные цвета. И знаем, что этот
художник-чародей и есть ожидаемое нами светило. Его
огненно-золотистые лучи искусно положили на небо эти
дивные краски.
После обеда командир дивизиона приказал мне срочно
приготовить корабль к выходу в море: предстоит поход на
остров Палтус. Комдив был озабочен: он, как и все мы,
понимал, что поход будет трудным, хотя до острова, как
говорят, рукой подать. В хорошую погоду он даже виден с
нашего пирса: огромным дредноутом стоит эта монолитная
каменная глыба посреди пролива, ведущего в нашу базу, и
мощные орудия его направлены в сторону моря. На острове
небольшой гарнизон артиллеристов и служащих сирены. Там
нет удобных подходов для швартовки даже таких небольших
кораблей, как наш "охотник", берега отвесные, гранитные,
вылизанные волнами и скользкие. Правда, только в одном
месте есть некое подобие бухточки, но войти в нее можно
только в часы прилива.
В зимние штормы всякое сообщение с островом
прекращается, кроме, конечно, радио и других воздушных
средств связи. Гарнизон запасается провизией летом. И надо
сказать, в короткую летнюю пору Палтус превращается в
уголок, который даже слишком избалованные люди могут
назвать прелестью.
Я был там однажды с адмиралом Пряхиным, и меня
поразила не столько красота этого огромного камня,
окруженного изумрудами валунов, рассыпанных в лазоревой
воде, несметные стаи птиц, чей неугомонный крик напоминает
большой оркестр в момент настройки инструментов, голубое
озерцо, обрамленное зеленью
сиреневыми помпончиками, сколько люди, населяющие этот
остров.
Батареей командует артиллерийский капитан,
тридцативосьмилетний армянин, раненный у Балатона и
служивший в последнее время в Одессе, человек
беспокойный, крикливый, но душевный и общительный. Он же
исполняет и должность начальника гарнизона, в который кроме
артиллеристов входит персонал сирены - все гражданские
люди, включая и самого начальника - шестидесятилетнего
бородача Ульяна Евдокимовича Сигеева, отца большого
семейства, состоящего, как говорят в шутку, из "шестнадцати
единиц", в число которых входят кроме самого Ульяна его
жена, она же и бабушка, старший сын с женой и двумя детьми,
дочь с зятем и третьим дедушкиным внуком, еще три сына и
две дочери.
Сам Ульян - крепкий, остряк, за словом в карман не
полезет, - отвечая на шутливые замечания по поводу столь
многочисленного потомства, говорил:
– Тут у нас условия: харч хорош, ночь длинна и керосин не
всегда завозят.
Поселился он на острове восемнадцать лет назад еще
безбородым. Поселился не на год и не на два, а на вечные
времена. Ступив на камень острова, покрытый бархатом мха,
ползучей березы, морошки и каких-то неизвестных ему ягод, он
степенно, по-хозяйски осмотрелся, увидел большой дубовый
крест над скалистым обрывом, решительно направился к нему.
Попробовал прочитать изрядно смытую двумя столетиями
надпись. По обрывкам слов понял, что здесь во времена
Петра Великого потерпели крушение российские мореходы.
Жена робко, с озабоченным выражением спросила, чья
это могила. Он ответил:
– Не могила, а памятник прадедам нашим.
– И, поняв,
какие тяжелые думы встревожили женщину, прибывшую по
своей доброй воле "на край света", вдруг смягчившись, обнял
ее и сказал успокаивающе: - Ну, будет, пойдем. Посмотри туда -
там Северный полюс, совсем близко.
Она взглянула на низкий белесый горизонт, залитый
морем и небом, и спросила:
– Значит, это и есть край земли?
Дубовый крест петровских времен стоит и поныне и еще
простоит, может, сто лет, а на другом конце острова есть
кладбище: три могилки. В одной похоронен двухлетний
мальчик, самый младший сын Ульяна Евдокимовича, в другой -
его четырехмесячная внучка, а в третьей - солдат-артиллерист,