Любовь и ненависть
Шрифт:
кто знает, какое место займете вы в моей судьбе, далекие,
мало кому ведомые, даже на карте не обозначенные Оленцы.
Не море, не скалы, не скупая и неприветливая природа
удивили меня, а люди, живущие здесь. Простые и хорошие
люди, такие, как хозяйка моя Лида и ее муж Захар Плугов.
Приняли они меня, как родную, просто, сердечно, с такой
искренней теплотой, как никогда не принимали меня в доме
моей бывшей "высококультурной" свекрови.
Только
жизнь. И людей по-настоящему увидела.
Да, я раньше о многом или не знала, или знала
понаслышке. Слышала, что есть сушеный лук, сушеная
капуста, сушеная свекла, даже сушеная картошка. И думала:
как забавно - зачем сушеная? Для разнообразия? Теперь я
поняла зачем: свежие овощи здесь деликатес, потому что
доставить их сюда не так просто. Надо признаться - невкусно
все сушеное, особенно картошка. Но люди привыкают, едят,
потому что другой нет.
Человек может привыкнуть ко всему и довольствоваться
тем, что есть. Человек все может. Я с интересом, неведомым
мне раньше, присматриваюсь к людям, окружающим меня. Я
хочу знать, как и почему они оказались здесь, на краю суровой
земли, где так трудно жить из-за условий, созданных природой.
Может быть, таким образом я хочу взвесить и оцепить свой
поступок - решение остаться здесь врачом.
Я не умела жить, я хочу поучиться. Учиться никогда не
поздно - эту простую мудрость мы любим повторять, но не так
охотно и часто следуем ей. Учиться надо не только на
собственных и чужих ошибках - их у нас достаточно: учиться
надо на хороших примерах. Вот почему я с такой пристальной
жадностью смотрю на людей, точно прошу их - научите. Я
смотрю на людей внимательно и, сама того не желая,
сравниваю их с теми, кого я знала, - чаще всего с тобой, с
Маратом и с Зоей.
И удивительно, до чего разные люди - будь то хорошие
или плохие. Добро и зло неодинаковы. Я живу среди людей, к
счастью, в большинстве своем очень хороших, добрых и
сильных. О них я и хочу рассказать себе самой.
Лида и Захар родились в одной деревне, знали друг
друга с самого детства, с тех самых пор, как помнят себя.
Вместе учились в школе, вместе пережили тяжелые годы
фашистской оккупации. Они были подростками, когда
кончилась война. Рано поженились, в двадцать лет Лида стала
матерью. Сейчас ей двадцать четыре, Захар двумя годами
старше. Я спрашивала Лиду:
– Очень трудно здесь жить?
– Зимой трудно, - отвечала Лида.
– Темнота действует
нервы, и спать все время хочется. Темно и темно. И днем
темно и ночью темно.
– Так уж и темно: а электричество на что?
– сказал Захар.
– Вы ее не очень слушайте, Арина Дмитриевна, она наговорит
вам разных страхов-ужасов с три короба. Это когда без дела
сидишь, тогда и спать хочется, и ночь долгой кажется, и всякая
там всячина. А на работе обо всем на свете забываешь.
Работа от всех бед человека спасает. Это от безделья всякие
глупости в голову лезут, когда не знаешь, куда себя деть.
– А ты почем знаешь? Ай часто бездельничать
приходилось?
– спросила Лида.
– Часто не часто, а выпадало. Зимой в колхозе, когда лес
не вывозили, что делали? Баклуши били, самогон пили.
Словом, я так вам скажу: когда у человека есть любимое дело -
ему ни черта не страшно.
– Будто ты рыбаком на свет родился, - поддела его Лида
дружески.
– Вот на земле родился, а полюбил море, да еще как
полюбил. Вы знаете, Арина Дмитриевна, до чего оно свирепо
бывает, когда разгуляется ветрило. Только держись. Вот вы
говорите: когда от Завирухи до Оленцов шли, сильно качало,
ну, словом, порядком.
– Ой, не говори, вповалку лежали, - подтвердила Лида.
– А нешто это шторм был? От силы четыре балла. А вы
представьте себе в два раза больше - восемь баллов, когда
все, как в колесе, вертится - не поймешь, небо над тобой или
море. Тут хотел бы полежать распластавшись, а приходится на
ногах стоять и дело делать. Вот тогда себя настоящим
человеком чувствуешь, словно сильней тебя никого на свете
нет. Вы представляете - случалось так, что двое суток
болтались в море попусту - ну ни одной рыбешки! Уже хотели
было возвращаться - тем паче что волна разыгралась не на
шутку. И тут видим - стая чаек. Ну, значит, неспроста они
уцепились, - значит, богатую добычу поймали. Мы сразу туда.
И не ошиблись - большущий косяк сельди, понимаете, не
трески, а сельди. Она не часто сюда подходит. А тут черным-
черно. На взлете волны так прямо серебром переливается.
Траулер наш, как пустую бочку, во все стороны швыряет, то
вверх поднимет, то со всего размаху бросит вниз. Капитан
кричит: "Держись, ребята, такой случай нам никак нельзя
упустить! Тут уж не до шторма - был бы улов". Ну и поработали
мы тогда - никогда в жизни мне ни до того, ни после не