Любовь под напряжением
Шрифт:
Такер: Если эти деньги пойдут на новую скамью для жима, я выхожу.
Дасти: Это всего одно свидание, дружище. Сделай это ради меня. Ради моих страдающих мышц.
Его мышцы были в порядке. Но мой мозг зацепился за два других слова из его сообщения: одно свидание. Они разыгрывали свидания? Это что, 1951 год? И даже не тому, кто больше заплатит, а просто случайному счастливчику с выигрышным билетом? Я застонал, сунув телефон в карман. Я уже согласился, так что назад дороги не было, но пусть Дасти понервничает немного.
Я поднял взгляд
— Ты хмуришься, — сказал он. — Прямо как мистер Флойд.
Это меня устраивало. Может, это начало моей новой карьеры — быть ворчливым стариком, подстригать лужайку крошечными ножницами и ворчать на детей из соседства в подтяжках. Если бы на длинной дороге, где мы с Билли Бейкером жили, вообще водились дети.
— Знаешь, мы можем заняться чем угодно прямо сейчас. Нам не обязательно работать. Я здесь ради того, что тебе помочь, — сказал Джек.
Видите? Ходьба по раскаленным углям.
Но именно это мне и было нужно: выпустить пар, отвлечь мозг от женщины, которая когда-то полностью разбила моё сердце, и так измотать себя, чтобы я не лежал ночью в кровати, размышляя.
— Мне нужно, — сказал я, бросая ему пару защитных очков и надевая свои, — что-нибудь разнести.
Я поднял кувалду и с хрустом обрушил её вниз, чувствуя удовлетворение.
Глава 3
Джун
Моя детская комната была выкрашена в мягкий жёлтый цвет с яркими подсолнухами, нарисованными на одной из стен. Ряд длинных зелёных стеблей с крупными цветами, выше меня ростом, выглядывал из-за комода и тянулся выше моего старого стола. Комната была солнечной, и я всегда её любила. Но теперь, лежа на своей кровати и глядя на фреску, я могла думать только о том, как мы с мамой раскрашивали эту стену летом перед тем, как я пошла в среднюю школу. Она решила, что моя розовая комната нуждается в «обновлении для старшеклассницы», и теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что это была её попытка помочь мне перейти в новый важный этап жизни. Это было то время, когда она ещё оставалась моей лучшей подругой.
Она была хорошей мамой. Но не была хорошей женой. И я до сих пор не могла простить её за то, что она разрушила нашу семью, и за всё то, что это разрушение сделало со мной.
Я была её уменьшенной копией — как в хорошем, так и в плохом. Она передала мне свои кудрявые светлые волосы, зелёные глаза и тонкий вздёрнутый нос. Она научила меня без страха пробовать сырое тесто для печенья, любить яркие, пышные подсолнухи и видеть в вспышках цвета радость. Я унаследовала её дерзость, которая пригодилась нам обеим в роли капитанов группы поддержки в одной и той же школе, с разницей в двадцать три года. И я унаследовала её привычку сбегать из города, оставляя отца и убегая от людей, которых любила.
Как я и сказала, я унаследовала и хорошее, и плохое.
Полоса света от высокой полукруглой луны падала на мой чемодан, открытый и разложенный на полу. После того как мы немного поговорили вчера вечером, я отнесла папину тарелку на кухню и нашла свой чемодан у самой входной двери, а сверху лежала сумка.
Только один человек мог занести его в дом.
Такер.
Не
И вот, спустя часы, это ощущение всё ещё было со мной, даже после того, как папа сказал мне поменять билет на самолёт и вернуться к своей жизни. Я ожидала, что он скажет это, но не ожидала, что это прозвучит так резко, как будто меня здесь не ждали. Я знала, что город будет верен себе и холоден ко мне, но не мой собственный отец. Я думала, что он будет рад моей помощи, как только увидит, насколько я могу быть полезной. Я не учла того, что он мог просто не нуждаться в том, чтобы я здесь разливала ему колу.
Особенно когда Такер уже делал это за меня.
Я встала с кровати, нахмурившись, пока собиралась. Если я докажу, что моё присутствие здесь полезно, возможно, он перестанет просить меня уехать. Сначала завтрак. После этого я устрою генеральную уборку во всём доме.
И не только чтобы заняться чем-то и отвлечься от мыслей о городе и о плечах одного конкретного человека, о котором мне не стоило думать. Просто… Я знала, насколько тяжёлым был мой чемодан. Ему не нужно было мне помогать. Но я никак не могла выбросить это из головы: Такер выходит из дома. Такер видит мой чемодан на тротуаре перед крыльцом. Такер останавливается и решает занести его наверх. Такер поднимает мою сумку.
Да, я это прокручивала. Но скажите мне что-нибудь, чего я не знаю.
Папа ещё не проснулся, поэтому я пошла на кухню и занялась завтраком. Обжарила несколько кусочков бекона, приготовила пару яиц и положила их на тост. Всё аккуратно разложила на тарелке и налила стакан воды, попытаться стоило, прежде чем постучать в дверь папиной комнаты.
— Я не сплю, — раздался его низкий сонный голос.
Я открыла дверь и увидела, как он сидит в постели, потирая глаза рукой.
— Обслуживание номеров, — пропела я, внося завтрак.
Он посмотрел на стакан воды с сомнением, но всё же взял тарелку.
— Спасибо, Джуни Бёрд. Ты же знаешь, что я не инвалид? Я могу ходить.
— И придётся, потому что мы не собираемся возиться с подгузниками в этом доме.
Папа бросил на меня укоризненный взгляд, а потом потянулся за столиком для еды, который я видела у него вчера вечером, и поставил на него тарелку.
— Нальёшь ещё? — спросил он, протягивая зелёный термос Stanley.
— Только если ты выпьешь эту воду, пока я это делаю.
Он хмыкнул.
Я была почти уверена, что это был знак согласия. Когда я вернулась с его колой, а стакан воды был наполовину пуст, я почувствовала удовлетворение. Прогресс.
Достав телефон и открыв заметки, я устроилась в кресле в углу его комнаты, сидя по-турецки.
— Ладно, выкладывай детали.
Отец прожевал кусок и вытер рот.
— Какие детали?
— Восстановление, визиты к врачу. У тебя, наверное, есть график физиотерапии?
— Джун.
— Я не могу помочь, если не знаю плана.