Любовь поры кровавых дождей
Шрифт:
— А вы любите поспать, — сказала она. — Еще бы, на бронепоезде небось ни минуты покоя не знаете — уморились…
— В жизни так сладко не спал… Разве что в детстве…
— На здоровье!..
Я выхватил у нее из рук лопату, расчистил дорожку, потом натаскал воды, нарубил дров и, попрощавшись, бросился к воротам.
— Идите через озеро, так короче будет! — Старушка побежала за мной следом. — Как перевалите вон через тот пригорок, там и до вашего бронепоезда недалеко…
Я послушался. Эта дорога и в самом
Я шагал широко и споро. Все вокруг казалось красивым, ясным, веселым. Наверное, оттого, что в груди у меня занималась большая радость!
Я глубоко вдыхал чистый холодный воздух и ощущал во всем теле необыкновенную легкость.
Сбежав с невысокого пригорка, я вдруг почувствовал, что дорога под ногами сделалась плоская, как стол. Я вышел на обледеневшее озеро.
Раскинувшееся на пригорке село Ирины больше и больше удалялось. Дома на глазах уменьшались, вскоре и знакомый зеленый домик скрылся из виду.
Я шел, высоко задрав голову, широким шагом счастливого человека. Свежий воздух приятно холодил лицо. По моим расчетам, половина озера осталась уже позади. Еще немного, и я буду на своем бронепоезде. Меня беспокоило только одно: уже стоял полдень, и я сильно опаздывал. Солнце пригревало изрядно. Я расстегнул тулуп, распахнулся и зашагал дальше.
Мартовский день сверкал ослепительно ярко, а небо было напоено такой голубизной, что казалось южным.
В воздухе чувствовалось дыхание весны. Деревья стряхнули с ветвей снег и на фоне слепящей белизны чернели особенно резко. Верхушки стоящих на пригорке обнаженных берез едва заметно желтели… По чистому небу скользили белые облака. Стоило подольше задержать на них взгляд, как чудилось, что земля уплывает из-под ног.
Впопыхах я не замечал ни усталости, ни расстояния.
Вот уже и горка недалеко: за ней я надеялся увидеть наш бронепоезд. Одолею кручу, перевалю через округлую вершину и буду на месте…
Вдруг я почувствовал, что шагаю по воде. Валенки зачавкали, захлюпали и заметно отяжелели. Глянул под ноги — мать честная! Под мартовским полуденным солнцем лед начал подтаивать, кругом стояла вода… Меня аж передернуло от страха. В горле пересохло.
Окажись я в окружении немцев, это не так напугало бы меня: людей можно одолеть смелостью или хитростью, но стихию!..
Вместе со страхом пришли сожаления: если б я ушел от Ирины пораньше, когда лед на озере был еще прочным после морозной ночи, этого бы не случилось. А теперь каждый мой шаг мог оказаться последним!
И когда! Когда жизнь должна была начаться заново…
Я отчетливо представил себе свое положение: несколько сантиметров льда отделяли меня от студеной зеленой воды… По спине у меня поползли мурашки, волосы встали дыбом.
Нем дальше я продвигался, тем глубже становилась вода, И все громче скрипел и потрескивал
Кто слышал эти леденящие кровь скрипы и потрескивания, тот знает, что для человека в смертельной опасности нет звуков ужаснее.
Каждый шаг приближал меня к страшному концу. Треск льда усиливался. Валенки мои совсем промокли, а спасения ждать было неоткуда…
Когда вода поднялась выше щиколоток, я повернулся и побрел в другую сторону, но и там было то же самое.
Солнце припекало все жарче. Близился полдень, и лед быстро таял. Еще несколько раз я переменил направление, но всюду было одно и то же — вода и лед, который с каждой минутой становился тоньше и слабее.
Я понял, что обречен. До моей гибели оставались считанные минуты…
Вокруг ни души. Кричать, звать на помощь бесполезно. Я остановился. Огляделся. Надежды никакой…
Вдруг я вспомнил, что в таких случаях нужно снять тулуп, бросить на лед и ползти на нем.
Я кое-как вылез из рукавов, расстелил тулуп на мокром льду, осторожно лег на него и, перебирая руками, двинулся вперед.
Скрип и треск льда стихли, вернее, сменились менее слышным похрустыванием.
Несколько минут я энергично греб руками и вскоре продвинулся метров на десять.
Крошечная надежда шевельнулась в душе. Силы вернулись ко мне, и сознание заработало яснее.
Поскольку до пригорка было ближе, чем до любого берега, я опять повернул туда.
Лед, правда, не так трещал и не прогибался подо мной, но случилась другая беда: овечий тулуп, как губка, впитал в себя воду и скоро вымок насквозь. Ледяная влага просочилась сквозь одежду и сковала суставы.
Но это не пугало меня: ведь появилась надежда, что я как-нибудь доползу до берега…
Рукавицы тоже совершенно промокли. Пальцы закоченели.
Несмотря на все это, я заметно продвинулся вперед. Теперь до берега оставалось каких-нибудь двести метров. Но ледяная вода так сковала меня, что я двигался намного медленнее, чем вначале.
А лед опять угрожающе заскрипел подо мной. Вот сейчас, съеденный солнцем, он не выдержит и…
А останавливаться тоже нельзя: переползая вперед, я переползал на новый лед, он был прочнее и держал меня лучше. Задержись я на одном месте, лед мог не выдержать моего веса и проломиться. Ползти нет мочи, не ползти — смерть…
Окончательно выбившись из сил, я остановился передохнуть, приподнялся на руках и без всякой надежды глянул на берег.
По пригорку поднимались двое мужчин!
Я приподнялся еще выше, собрался с силами и что было мочи закричал:
— Эй, эгей-гей!.. Помогите!..
Мужчины остановились.
Я опять закричал:
— Помогите! — И, обессиленный, уронил голову.
Заметив меня, они сразу откликнулись. Надежда на спасение придала мне силы.
— Сообщите на бронепоезд! — крикнул я.