Любовь с первой строчки
Шрифт:
В назначенный день, 25 февраля отправилась во Дворец молодежи. Это довольно далеко от моего дома, в противоположном от Купчино конце города. Морозный, в искрящемся, белесом мареве день, встретил меня обжигающей стужей. Добираться пришлось с множеством пересадок Прибыла на место с опозданием совершенно окоченевшая, с потерявшими чувствительность, негнущимися пальцами, но больше всего я боялась за дыню.
В вестибюле Дворца Молодежи царили настоящие тропики -- гигантские пальмы тянули ввысь мохнатые стволы, толстые и сочные ветви экзотически вьющихся растений закрывали собой всю
Как обычно, Михаилу Михайловичу задавали разнообразные вопросы, иногда совершенно не связанные с литературой. Помню, один молодой человек, сидевший рядом со мной, с самоуверенным видом задал вопрос, как, наверное, ему казалось, очень дерзкий и необычный.
– Как вы относитесь к сексуальным меньшинствам? Ведь статистика говорит о том, что четверть населения имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию, - спросил он с вызовом.
Михаил Михайлович ничуть не смущаясь, ответил:
– Бог с ними, с сексуальными меньшинствами, пусть живут сами по себе, вот если б они окружали меня, досаждали, это было бы неприятно.
Прислушавшись к неспешной беседе, я обнаружила, что многие из присутствующих обращались к моему кумиру запросто, по имени. Это резало слух. Очевидно, зал заполняли близкие, родственники и давние друзья писателя. Через час Чулаки пригласил всех в соседний зал, в кафе, перекусить и продолжить беседу за общим столом. Проходя по коридору, я поравнялась с Михаилом Михайловичем, поздравила его с днем рождения и вручила пакет с подарком. Он сразу с любопытством заглянул внутрь, пришлось пояснить:
– Ваш Иван Воинович в "Прекрасной Земле" так и не купил себе дыню, и я решила: пусть мечта Ивана Воиновича сбудется.
Из пакета между тем доносился легкий винный запах, и вскоре выяснилось, что дыня треснула и выдавала явные признаки брожения. Не успела я решить, что лучше, расплакаться или немедленно провалиться сквозь землю, как Михаил Михайлович торопливо начал меня утешать:
– Не расстраивайтесь, Анечка, мы не раз покупали дыни зимой, и они доставались нам именно в таком состоянии. Очевидно, к февралю все дыни начинают портиться.
Меня это не утешило, и я тут же предложила выбросить злополучную дыню, но Чулаки не позволил.
Сели за длинный стол, накрытый для легкого ужина: салаты, фрукты, соки. Я сразу же села рядом с ним и как могла ухаживала за именинником, подавала хлеб, тарелки с салатами, салфетки. Дыню все-таки
– Ты же, Михалыч, спиртное не пьешь, а вот нас заставляешь.
Мои щеки вспыхнули. "Не черт ли меня дернул купить дыню заранее!?"
После коротких поздравлений бросились яростно обсуждать тему Нагорного Карабаха, там было неспокойно, в новостях передавали о стрельбе и вводе войск. Эпоха застоя уже катилась к закату, но все же подобные события казались необычными, вызывающим недоумение и разные толки.
На улице разгоряченную толпу встретил крепкий мороз. Автобус не приходил долго. Я заранее попрощалась с моим кумиром. Он был в хорошем настроении и, улыбаясь, произнес:
– Теперь, Анечка, я буду называть вас дарительницей дыни.
– Не надо, пожалуйста, не надо -- пробормотала я помрачнев; но когда спускалась по эскалатору, ехала в электричке метро, потом в автобусе, когда шла по скрипучему снегу к парадной своего дома, не замечая стужи, не замечая соседей и знакомых, - о злосчастной дыне уже не вспоминала, наоборот, всю дорогу рассеянно и мечтательно улыбалась.
Глава 3.
1988 - 1999 г.г.
Этой же весной Михаил Михайлович пригласил меня в кинотеатр Аврора на разножанровый вечер с актерами, режиссерами, музыкантами и литераторами. Помню, в фойе писатель подарил мне две своих новых книги "У Пяти углов" и "Сборник повестей М. Чулаки" из серии "Повести ленинградских писателей". Я тут же открыла одну из книг на случайной странице и начала читать повесть "Хорошо, что все прошло":
"... Стояла осень, солнечная, холодная. Мы шли через сад к ее дому, я держал ее за руку. Ладонь в ладони. Небо было ясным, вымытым недельными дождями, и во мне была такая же ясность: назавтра мы шли вместе в кино, потом еще куда-нибудь, весь город принадлежал нам, и вся жизнь. Она остановилась, повернулась ко мне, сказала:
– Вот мой дом. До завтра
Сняла перчатку и протянула руку. На пальце блестело тоненькое желтое обручальное кольцо...."
Углубившись в текст, бежала глазами по строчкам, забыв, где нахожусь, забыв обо всем, даже о моем писателе, который стоял рядом.
С трудом заставила себя оторваться от чтения и пройти в зал. Мой писатель ушел за кулисы, и вскоре я увидела его на сцене вместе с другими представителями культуры. В течение часа публика задавала им злободневные вопросы о политике, о творчестве, о смысле бытия. Мужской голос где-то далеко, за моей спиной громко и отчетливо произнес:
– Хочу обратиться к уважаемому писателю. Как долго будет продолжаться книжный дефицит?