Любовь Советского Союза

Снежкин Сергей

– Я с ним ничего «крутить» не собираюсь! Поняла? – успокоила и себя, и подругу Галина.

– Гляди! – пророчески повторила Таисия.

Стараясь казаться неприступной и равнодушной, Галина вышла в коридор.

– Домой? – спросил дожидавшийся ее Русаков.

– А что? – неприступно спросила Галина.

– Я провожу? – попросил Русаков.

Галина пожала плечами:

– Как хочешь… мне недалеко.

Они вышли из театра.

Город был пуст. Граждане в те времена ложились рано, с тем, чтобы встать еще до рассвета – опоздание на работу грозило большими неприятностями,

вплоть до уголовного преследования, ресторанов было мало, как и денег для их посещения, собак никто не держал по тем же финансовым причинам, потому в столь поздний час на улице можно было встретить только идущих в ночную смену на заводы, работников органов внутренних дел и совсем уж деклассированных элементов, типа возвращавшихся после спектаклей актеров.

Свернули на темные бульвары.

– Безобразие! – возмутилась Галина. – Неделю света нет!

– Я три раза твое кино смотрел, – признался Саша. – Из зала выходил и сразу же в кассу… снова билет покупать.

Он вынул из кармана широченных брюк мятую пачку папирос, засунул в нее пальцы… но пачка была пуста.

– Красивая ты… на экране, – продолжил он. – Сил нету смотреть!

– В жизни хуже? – кокетливо спросила Галина.

– Нет! – покраснел Русаков. – В жизни ты… другая!

– Фотогения, – понимающе ответила Галина.

– Чего? – насторожился Саша.

– Когда тебя берут сниматься, то в первую очередь смотрят твою фотогению… То есть как ты будешь смотреться на экране… – пояснила Галя, – потому что в жизни ты можешь быть писаной красавицей, а на экране дурнушкой… и наоборот!

– А у меня это есть… – Русаков забыл слово.

– Фотогения, – подсказала ему Галя.

– Как ты думаешь? – и Саша остановился в ожидании ответа.

Галина всмотрелась в него и честно призналась:

– Темно! Ничего не видно! Завтра днем посмотрю.

– Товарищ! – обратился Русаков к проходившему мимо мрачному работяге с деревянной сумкой на плече. – Закурить не найдется?

– В лавке хорошие, – огрызнулся работяга.

– Так закрыты лавки, товарищ, – не отставал хотевший курить Русаков.

– Утром откроются, – пошел дальше работяга.

– Жмот, – ругнулся Русаков вслед прижимистому курильщику.

Они дошли до единственного работающего фонаря на бульваре.

– Присядем? – предложил Саша. – Тепло!

– Сядем, – согласилась Галина. – Но ненадолго, завтра рано вставать.

Они сели на изрезанную сердцами и именами возлюбленных скамейку.

– Завтра распределение ролей! – мучаясь от отсутствия курева, напомнил Русаков. – Ромео наверняка Панкратову отдадут… а какой он Ромео? У него лицо плоское, деревенское! Рост небольшой и ноги с выворотом! Я всю жизнь мечтал Ромео сыграть, – продолжил жаловаться Саша. – На первом курсе тайком от всех роль выучил! Фехтованием занимался! Посмотри на меня! – вдруг попросил он. – Посмотри! Похож я на Ромео? Послушай!

Он вскочил со скамейки, вышел на середину аллеи и, воздев руки в мощном жесте, продекламировал:

– Вот снилось мне,Что будто бы пришла моя супругаИ

мертвого нашла меня.(Престранный, дающий мертвомуВозможность думать, сон!)И будто поцелуями своимиВ уста мои вдохнула столько жизниОна, что ожил я и стал царем.О! как же сладко ты, любви самой блаженство,Когда и тень любви нам радости дает [13] .

13

«Ромео и Джульетта», Уильям Шекспир. Перевод А. А. Григорьева.

– Как? – опустив руки, спросил он Галину.

– Хорошо, – одобрила Галина.

Русаков вернулся на скамейку:

– Я знаю, что хорошо… – печально согласился он. – Что с того? Арсеньев меня не любит и развиваться не дает! Если мне Ромео не дадут, я из театра уйду! – неожиданно заявил он. – А ты?

– Что я? – испугалась Галина.

– Ты уйдешь со мной? – он взял ее за руку.

– Как это… – растерялась Галя. – Уйти!

– Я, знаешь, люблю тебя! – признался он. – Сильно люблю! Я сегодня целый день думал… проверял себя… и окончательно понял – люблю я тебя! У меня ведь раньше… до тебя… были… там… страстишки, а вот чувство настигло в первый раз!

– Но зачем же сразу из театра уходить? – взмолилась Галина. – Надо поговорить с Арсеньевым, показаться ему, вот с этим отрывком, который ты сейчас читал! Он почувствует! Поймет! Поговори с ним завтра!

– Ты меня любишь? – не отпускал Галину руку Саша.

– Я не знаю, – призналась Галина.

Русаков осторожно положил ее руку на ее же колени и отвернулся.

Галя смотрела на его красивый профиль, на изящной формы руку, небрежно опирающуюся на спинку скамейки.

– Ликом светлый, глаза ясные, волосы русые, рука прямая… – прошептала она.

– Что? – повернулся к ней Саша. – Что ты шепчешь?

В свете тусклого бульварного фонаря его лицо мерцало…

Он был обижен, страдал и, наверное, оттого был невероятно прекрасен, как молодой античный бог.

– Нет, ничего, – устало ответила Галя. – Пойдем… поздно уже.

* * *

– Михаил Георгиевич! – взмолилась Галина – Хотите, на колени встану?

И она бухнулась на пол с таким грохотом, что Арсеньев выскочил из своего необъятного кресла.

– Не ушиблась? – Он помог ей встать, подал стул.

– Ничего! – морщась от боли и растирая колени, успокоила его Галина. – Михаил Георгиевич! Помогите молодому актеру! Знаете, как доверие окрыляет?

– Не потянет он! – возвращаясь за письменный стол, сморщился главный режиссер.

– А вы попробуйте! – превозмогая боль, встала со стула Галина. – Доверьте! Порепетируйте с ним – он и раскроется! А?

– Я вот попробую… – задумчиво глядя на Галину, сказал Арсеньев. – Я попробую предложить роль Джульетты тебе!

– Почему мне? – испугалась Галина.