Любовь Советского Союза
Шрифт:
– Что? – не понял Ковров – Да, окажи любезность.
Носильщик, топая сапогами, побежал к вокзалу.
– Что случилось? – сунулась к ним строгая женщина в кожаном пальто и берете. – Девушке плохо?
– Нет, – улыбнулась Галина, – мне как раз хорошо.
– Бледная, – разглядела женщина, – нашатырь ей дайте.
– Я буду охранять нас, – вдруг решила Галина, – нашу любовь, нашу семью. Мне это счастье не по заслугам, поэтому я буду относиться к нему трепетно и осторожно.
– Хорошо, – быстро согласился озадаченный
– Я поеду в Ленинград одна, – Галина начала подниматься с тележки.
– Почему? – как-то по-детски расстроился Ковров. – Я не могу тебя одну отпустить.
Она встала при помощи Анатолия.
– Я поеду одна, – упрямо повторила Галя. – Не возражай мне. Я так решила.
Посмотрев на мужа, она поняла, что нужно объясниться:
– Я уже была замужем… недолго, правда… я привела его домой и сказала маме: «Это мой муж», а через неделю мы расстались, даже расписаться не успели… понимаешь?
– Понимаю, – согласился Ковров, но было видно по обиженному детскому лицу, что не понимает.
– Мне надо поговорить с мамой… так, боюсь, она не поймет… не примет. Когда поговорю, сообщу тебе, и ты приедешь, – уговаривала Галина.
– Чай, товарищ Ковров! – отдавая честь свободной рукой, доложил интендант третьего ранга.
– Ты его чего, из паровоза наливал? – поднимая стакан, спросил Ковров.
– Шутка? – хихикнул Никифоров.
– Шутка, – подтвердил Ковров. Он отпил глоток, обжегся, вернул стакан испугавшемуся коменданту и сказал: – За чай спасибо. У меня к тебе просьба, товарищ Никифоров…
– Слушаю, – напрягся начальник поезда, отдавая стаканы с чаем проводнику и извлекая из кармана тужурки блокнот с надписью «Красная стрела».
– Доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть – мою жену! – очень серьезно говорил Ковров. – Довези ее до колыбели трех революций быстро и без происшествий.
– Не сомневайтесь, – заверил начальник поезда.
– У вас нашатырный спирт есть? – вспомнил Ковров.
– Найдем! – опять заверил начальник поезда.
– Давай прощаться? – спросил Анатолий. – Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – тревожно сказала Галя.
Дежурный по вокзалу засвистел в серебряный свисток, замахал фонарем. Засвистели проводники, выставив для обозрения желтые флажки, загудел паровоз, выпустил огромное облако пара, и поезд поехал.
Ковров стоял на платформе, пока красные тормозные фонарики последнего вагона не затерялись среди десятков других железнодорожных светлячков. Навстречу ему от вокзала в сопровождении носильщика поспешал доктор – пожилой усатый толстяк в наспех надетом халате.
– Я доктор! – сообщил он, подбегая. – Извините, задержался! Что случилось?
– То, что случилось, в шестом вагоне уехало! – зло ответил Ковров и пошел дальше, не оборачиваясь.
«Крайслер Империал» пронесся через КПП Тушинского аэродрома. Часовые с винтовками, не останавливая машину,
– Какой заправлен? – спросил Ковров у подбежавшего техника.
– Все готовы, товарищ Ковров! – отрапортовал техник.
– На этом полечу, – ткнул Ковров в «Спарку» И-129 [22] . – Шлем дай!
Техник забрался по крылу к уже сидевшему в кабине Коврову, протянул ему шлем и планшет с картами.
– Спасибо, – поблагодарил Ковров. – Заводи!
– А полетное задание, товарищ Ковров? – напомнил техник.
– Вот тебе полетное задание, – Ковров сунул в руки технику какую-то бумагу.
Техник несколько раз прокрутил винт, услышал заветное «от винта!», проводил взглядом вознесшийся истребитель и развернул бумагу с полетным заданием.
22
«Спарка» – скоростной ближний двухместный бомбардировщик, низкоплан, получивший свое название по оригинальному спаренному двигателю с механической передачей на соосные винты.
На бумаге значилось «Свидетельство о регистрации брака».
Паровоз медленно подкатил к зданию Московского вокзала в городе Ленинграде и замер, тяжело дыша после длинного перегона. Галина, сопровождаемая интендантом третьего ранга, вышла в тамбур и остановилась как громом пораженная.
У вагона с букетом цветов стоял улыбающийся, свежевыбритый, с заклеенным кусочком газеты порезом на лице Герой Советского Союза Анатолий Ковров.
– У тебя вчера были таинственные, хитрые глаза, – сказала Галина, прислонившись к стенке тамбура.
– Не напирайте, товарищи! Не напирайте! Подождите! – остановил пытавшихся выйти пассажиров начальник поезда.
– Я буду работать над собой, – пообещал Ковров, – буду учиться актерству.
– Не актерству, актерскому мастерству, – поправила его Галина, – и у тебя не получится. Ты никогда не научишься врать! – убежденно сказала она. – Господи, как же я люблю тебя! – заплакала Галя.
– Что же ты все время плачешь? – изумился Ковров. – Люди подумают, что я тебя обижаю.
– Не подумают, товарищ Ковров! – подал голос начальник поезда.
Ковров посмотрел на его растянутую умилением харю и подумал, что, наверное, начальник прав.
Они завтракали в ресторане гостиницы «Европейская». Ресторан был воплощением дореволюционной роскоши, и Галина, которая никогда в жизни не была в Ленинграде, а уж тем более в такой гостинице, где останавливались только известные всей стране люди и богатые иностранцы, не могла насмотреться на позолоченную лепнину, расписной потолок, массивные, красного камня колонны и на вышколенных еще при капитализме официантов.