Любовь - только слово
Шрифт:
Глава 14
Кажется, я уже говорил, что я страшный трус. Знаю, я должен поговорить с Геральдиной. Но не делаю этого, у меня просто не хватает решимости. В пятницу утром пришлось снова идти в школу. Я сидел напротив Геральдины на протяжении шести часов. Приятного мало. За обедом она спросила, когда мы увидимся.
— Дай мне денек времени или два, пожалуйста. Я так скверно себя чувствую.
— Ну, конечно. Разумеется. Сначала окончательно поправься!
Геральдина… Ганси…
Верена… Ганси…
Ганси…
Вот
— Я выясню, где живут эти люди, и расскажу обо всем господину Лорду!
Это стало бы катастрофой! Ганси должен сидеть за столом рядом со мной. Я должен поговорить с шефом.
Итак, я навещаю шефа дома.
— Господин доктор, Ганси же мой брат. Вы сами были этому так рады…
— Ну и?
— И фрейлейн Гильденбранд просила, чтобы я позаботился о нем. Так забудьте историю с Рашидом! Рашид — намного независимее, намного проще в общении. Ганси хочет сидеть за столом рядом со мной. Думаю, ему следует позволить.
Он с иронией смотрит на меня и говорит:
— Ты — такой педагог! И тоже был на макумбе.
— Где?
— Не прикидывайся дурачком. Я тебя видел. Ты тоже думаешь, я поступил жестоко, прогнав Гастона и Карлу?
— Нет, — отвечаю я. — Да. Нет. Нет, думаю, не жестоко. Вы обязаны были так поступить, господин доктор.
— Я неохотно так поступил, Оливер, — говорит шеф. — Хотя бы этому ты веришь?
— Да, конечно, господин доктор.
— Большая любовь — и моя слабость. Но здесь школа, понимаешь? Здесь не притон!
— Совершенно ясно. Вы не могли поступить иначе.
— Ты говоришь честно?
— Абсолютно честно.
— А как другие считают?
— По-разному.
— Многие злятся на меня и на фрейлейн Гильденбранд, не правда ли?
— Да, господин доктор.
Он смеется.
— Почему вы смеетесь?
— Потому что сам выбрал себе такую профессию, — отвечает он. — Ну ладно, я посажу Рашида к Али, а Ганси — к тебе. Но ты знаешь, что этим ты снова очень ранишь Рашида?
— Я не могу угодить всем, господин доктор. Вы и фрейлейн Гильденбранд сказали, мне следует заботиться о Ганси. Я думаю, ему моя помощь нужнее. Рашид сильнее.
Шеф долго думает. Потом говорит:
— Ты странный юноша.
— Почему?
— Не хочу тебе объяснять. Но, боюсь, у меня еще будет много хлопот с тобой.
И прежде чем я успеваю ответить — а что, собственно, я мог бы ответить? — он добавляет:
— Бедный Рашид.
— Кто-нибудь всегда страдает, — говорю я.
Итак, теперь маленький уродец сидит за столом рядом со мной, сияет, чванится и лезет из кожи вон (насколько это вообще возможно), а Рашид сидит рядом с надменным чернокожим Али — он не разговаривает с Рашидом — и беспрестанно грустно смотрит на меня и не понимает. И еще один человек смотрит на меня беспрестанно с девчоночьего стола — Геральдина. В ее взгляде такое,
— Можно взять твой пудинг? — спрашивает Ганси.
— Пожалуйста.
— Ну же, не корчи такую рожу, — говорит уродливый карлик. — Ешь себе на здоровье! А если и дальше будешь выполнять мои требования, увидишь, какую знаменитость я через несколько недель из тебя сделаю! Весь интернат встанет на голову! Любая будет ради тебя из кожи вон лезть, если захочешь! Но ты не хочешь. У тебя ведь есть сладкая киска с браслетом!
— Заткнись! — говорю я слабым голосом, а он тем временем уплетает мой пудинг.
Ведь Геральдина смотрит на меня. И Рашид смотрит.
Глава 15
В пятницу после ужина Геральдина вложила мне в руку письмо, когда мы выходили из столовой. Я прячу письмо в карман и совершенно забываю про него, так как играю этим вечером с Ноа в шахматы. И проигрываю, а сам все жду, когда пробьет одиннадцать, в надежде увидеть три длинных, а не три коротких сигнала, ведь три длинных означают, что в субботу в три часа Верена сможет прийти к нашей башне.
— Ты играешь как старая кошелка! — говорит Ноа.
— Я сегодня не совсем в форме.
— Тогда я лучше поиграю с Вольфгангом!
— Да, так и сделай.
Двадцать два часа сорок пять минут. Я выхожу на балкон. Светит луна, при ее бледном свете я читаю, что написала Распутница:
«Любимый мой!
То, что сейчас последует — это монолог из фильма „Хиросима, mon amour“. Я три раза смотрела этот фильм — так он мне понравился, а место, о котором я сейчас пишу, я записала в кино, в темноте. Не знаю, видел ли ты этот фильм. Монолог относится к той сцене, когда перед глазами проходят вперемежку улицы Хиросимы и Невера, маленького городка во Франции. За кадром звучит голос Ривы — главной героини. Вот что она говорит и что я записала в темноте еще до нашего знакомства, любимый мой, ведь я знала, чувствовала, что однажды появится такой, как ты, подобно тому как нашли друг друга в этом фильме Рива и этот мужчина.
Вот это место:
„Мы встретились.
Этот город был создан по законам любви. А ты был создан по законам моего тела. Я алкала. Алкала неверности, лжи и смерти. Уже давно. Я знала: однажды ты дождем прольешься надо мной. Я ждала тебя с безграничным нетерпением. Поглоти меня. Измени меня по твоему образу, никто другой после тебя не постигнет всех „почему“ подобных требований.
Мы останемся одни, мой милый. У ночи не будет конца. Ни для кого иного не наступит день. Никогда больше, никогда больше. Наконец-то.