Любовь - только слово
Шрифт:
Почему они сдались? Ответ — личная несостоятельность и осознание этой несостоятельности. Собственные ошибки. Семья. Дети. Слишком мало денег. Слишком много расходов. Слишком много спиртного. Они попусту растратили время и жизнь и теперь признались себе в этом. Одно для них теперь несомненно: до смерти ничего не изменишь.
Полагаю, не обязательно состариться, чтобы прийти к такому заключению. Некоторых жизнь калечит уже в молодости, как в случае с человеком, сидящим передо мной, опустив голову на руки, одиноко, потерянно,
Медленно, беззвучно я крадусь в свою комнату. Быть может, мне тоже придется признаться себе, что мне никогда не стать писателем? А может, пройдет немало времени, прежде чем я это пойму? После первой книги? Или после одиннадцатой? Когда?
Часть четвертая
Глава 1
Наутро после вечера, проведенного в гостях у Манфреда Лорда, у меня раскалывается голова, заплыли глаза и нет аппетита. А сидящему рядом Ганси наплевать. Думаю, он вообще не замечает, что мне плохо и я пью только кофе. Он рассказывает мне последний слух (с бешеной быстротой, чтобы первым сообщить новость):
— Али выбил Джузеппе два зуба. И Джузеппе лежит в постели. Это случилось после урока религии.
— Когда?
Ганси, кудахча, смеется:
— Ты ведь знаешь, Али набожен на все двести процентов, а Джузеппе — коммунист. Слушай. Священник рассказывал нам об Адаме и Еве. Что делает Джузеппе? После урока он разинул пасть и заявил на своем умопомрачительном немецко-английском наречии: «Я не верю, что от двух людей, неважно какого цвета кожи, могли произойти так много миллионов человек разных рас и оттенков кожи». Тут малыш Али вцепился ему в горло и выбил два зуба. А мы стояли рядом. Честно говоря, было страшно, ведь Джузеппе — такой тощий, а Али — такая язва. Судьба-злодейка! И теперь Джузеппе лежит в постели, к нему приходил доктор…
— Я тоже как-нибудь дам Али пару раз в зубы.
— Не дашь! Ты что, спятил? Хочешь повздорить со священником?
— Ты прав, Ганси.
— Я всегда прав.
— Ты хитер.
— Сам знаю.
— Мне нужен твой совет.
— Что стряслось?
— Не сейчас. Потом.
Чуть позже мы стоим у старого каштана перед школой. У нас еще есть десять минут до урока. Я говорю:
— Брат должен помогать брату, верно?
— Я все для тебя сделаю! Что с тобой? Распутница?
Вокруг нас галдят три сотни ребят, смеются и кричат.
Никто не слышит, что я говорю или что говорит Ганси. У входа в школу стоит Геральдина. Неподвижно. Сложив
— Да, Геральдина.
— Не можешь избавиться от нее?
— Нет.
— Так я и думал. Придется тебе подождать, пока у нее не появится кто-то новый.
— Нет, все намного сложнее. Она… она очень привязана ко мне. Я… я не хочу причинить ей боль… но мне надо избавиться от нее!
— Понимаю, — говорит Ганси, ковыряя ботинком землю. — Госпожа Лорд, не так ли?
Я не клюю на его приманку:
— Ганси, ты помог мне найти браслет. Не поможешь ли мне еще избавиться от Геральдины? Подумай. Может быть, тебе что-нибудь придет в голову.
— Быть может, и придет. Аккуратно.
— Ни в коем случае не жестоко!
— Можешь на меня положиться, Оливер.
Он трясет мне руку.
— Пока, пора смываться.
— Как? Уже?
— Я принципиально никогда не делаю домашних заданий, понимаешь? По утрам я всегда списываю у отличника. Каждый сам за себя.
И, прихрамывая, он поспешно уходит, кривой и косой маленький калека, мать годами связывала ему руки и ноги, чтобы он красиво молился, а отец мучил его по всякому поводу. Ганси, прихрамывая, уходит. Конечно, несчастный уродец ожесточился. Мне скоро предстоит узнать, что он понимает под словом «аккуратно».
Глава 2
Восемь часов.
Раздается звонок. И триста детей мчатся в здание школы. Сегодня первым уроком у нас Хорек. Латынь. На лестнице меня ловит Геральдина. Она стоит совсем близко — мне не улизнуть.
— Что с тобой происходит?
У нее влажные губы, я вижу, как поднимается и опускается грудь. Она идет рядом.
— Происходит? Ничего? С чего ты взяла?
— Почему ты прячешься? Почему мы не можем встретиться?
— Геральдина, у меня…
— У тебя другая!
— Нет.
— Да!
— Нет! И когда я узнаю, кто она, закачу самый большой скандал из всех существовавших! Тебя у меня никто не отнимет! Понимаешь? Никто!
Ее голос стал пронзительным. Девчонки и мальчишки останавливаются и слушают, ухмыляясь и перешептываясь.
— Геральдина… Геральдина… тише…
— Вот еще — тише!
— Да, тише! Я требую!
В следующую секунду она резко обмякает, ее плечи опускаются, а на глазах выступают слезы.
— Я… я не то хотела сказать…
— Будет тебе.
Господи! Господи!
— Правда, — теперь она послушно шепчет. — Я больше не могу спать… по ночам я лежу и думаю о том, как это было в ущелье, в ту ночь… Я люблю тебя, Оливер… Я так люблю тебя…
До класса еще десять метров. Какими длинными могут быть десять метров!
— Ты меня тоже любишь?
— Конечно.
Она жмет мне руку.
— Когда мы увидимся?
— Пока не знаю.