Любовь

Чекалов Иван

Наконец все олени, кроме Артюра, справляются с упряжками. Артюр в своей путается — и Рудольф, слегка толкнув его в бок, одним движением накидывает на него упряжь. Звучит стук топора. Все смотрят на мужика вдали.

ВАСЯ(возмущенно). Сукин сын! Одно дерево осталось, единственное. А он, блин, рубит. Рубака, блин.

ПЕТЯ. Может, он семье рубит.

ВАСЯ. А у елки, может, тоже семья!

ПЕТЯ(протяжно).

Об этом я как-то не задумывался.

Олени стоят молча, перетаптываясь с копыта на копыто. Мужик вдалеке начинает пьяно напевать «Jingle Bells». Вдруг Артюр громко чихает — все кроме Рудольфа от него испуганно шарахаются.

ВАСЯ. Прикройся!

КОСУЛЯ ДАША(испуганно). А если он вот это вот… (Шепотом.) Заразный?

ДАВИД. Конечно заразный! Это можно очень легко определить. Видите, какой щуплый?

КОСУЛЯ ДАША. Вижу, вижу!

ДАВИД. А это, между прочим, симптом! Щуплый — это симптом!

КОСУЛЯ ДАША(в ужасе). Он еще и дрожит!

ДАВИД. Тогда финита ля комедия. Пневмония. Дрожит — это пневмония!

ПЕТЯ(примирительно). Наверное, простыл.

ВАСЯ. Дурак! У него кости видны, скелетон, блин. Ковидный! Морду прикрой!

РУДОЛЬФ(громогласно). Заткнулись!

Все замолкают. Нос Рудольфа вспыхивает.

РУДОЛЬФ(отвернув морду). Отчитывайтесь. Подарочный вес.

ДАВИД. Шестьдесят одна тысяча восемьсот сорок три тонны.

РУДОЛЬФ. Плохо. В том году было шестьдесят пять. Причина?

ПЕТЯ. Так дети с родителями весь год. (Заговорщически.) Мне пацаны с нарты говорили, у них одна хозяйская малявка, короче, отыскала щенка хаски, взяла за оба уха и ка-а-ак…

РУДОЛЬФ. Хватит. Василий, отчетное время полета.

ВАСЯ. Часов семь.

РУДОЛЬФ. Точнее, Василий.

ВАСЯ. Ну шесть-семь… (Пауза.) Да не знаю, чего прикопался!

АРТЮР(самоуверенно). Шесть часов сорок три минуты и двадцать секунд. (Тише, заметив, что его все слушают.) Плюс-минус.

ВАСЯ. Молчи, задохлик.

АРТЮР. От задохлика слышу!

ВАСЯ. Сукин…

РУДОЛЬФ. Хватит! Артур, хорошо.

АРТЮР. Я Артюр, дядя Рудик!

РУДОЛЬФ(грозно).

У меня в упряжке ты будешь Артуром. Так назвал тебя отец.

АРТЮР. Но…

РУДОЛЬФ. Разговор закончен. (Нежнее.) Дарья… Как ваше копыто? Восстановилось?

КОСУЛЯ ДАША. Так как же, конечно. Вот только наступать не очень пока комфортно, это вот правда, что не очень комфортно, но так-то восстановилось, конечно. Я ведь когда упала, ну вы помните…

РУДОЛЬФ (басом, с придыханием). Помню…

КОСУЛЯ ДАША. Я ведь тогда не совсем даже на копыто, я же спотыкнулась и еще хвостом смягчила, так вот мне сказали, что если бы не хвост, то все, без копыта бы была, представляете? Бескопытная! (Заливается высоким противным смехом.)

ДАВИД. Простите, я просто в первый раз — вы давно уже в упряжке, да?

КОСУЛЯ ДАША. Ох, ну что ты, только два года, но мне и самой немного, так что даже и не только, а целых два года, да, два года! Год весь на лугу, у себя, ну там, где живу, я животное свободное, гуляю где хочу, а зимой пообщаться сюда еду, сплетни всякие порассказывать, а то скучно одной весь год, одной да одной.

ДАВИД. Ага… (К Васе и Пете.) А вы?

ВАСЯ. Каждый год с Петрухой ездим.

ПЕТЯ(кивает). Ездим. Как штыки.

ВАСЯ. Обоюдоострые, блин.

ДАВИД. А сами откуда?

ПЕТЯ. Сибиряки мы, тягловые. С одного села. Живем вот как сейчас в упряжи, рядом, а видимся только здесь, раз в год, сечешь?

ДАВИД. Отчего же?

ПЕТЯ. А смены разные. Мы же грузы всякие возим, только он ночью, а я с утра. Не пересекаемся.

ВАСЯ(кивая). Вообще, блин, нет.

ПЕТЯ. Только вот здесь базарим, да. Тут, знаешь, и подзаработать получается, а работа ведь несложная. Вес большой, конечно, зато и деньги хорошие, к тому же там, ну… Дело, в общем, хорошее. И деньги тоже.

ВАСЯ. Деньги да-а-а…

ПЕТЯ. Зато Вася вон скоро вольным оленем станет!

ДАВИД(удивленно). Неужели?

ПЕТЯ(кивая). Ну. Это ж ведь труд какой, ты не представляешь, с утра до ночи горбатиться. Мы-то давно уже уйти пытаемся, только они все отмалчивались раньше. И тут, нате-здасьте, как снег на голову: Васе в марте говорят…

ВАСЯ(строго). Завали, блин.

ПЕТЯ. Я ж рассказать только.

ВАСЯ(направив рога на Петю). Ты че, с первого раза не всекаешь? Объяснить?