Любовники в заснеженном саду (Том 2)
Шрифт:
– В вашем тогдашнем состоянии... Хреновом, нужно сказать... Вот я и попросил... м-м... хозяина взять вас к себе под крыло...
– Ага. Значит ты его все-таки знаешь?
Глупо отрицать очевидное, подпись на фотографии красноречивее любых отрицаний. И утверждений тоже. Так что лучше промолчать. Или сосредоточиться на чем-то нейтральном: растрескавшейся плитке пола, например. Или на старой литографии в старой рамке: "Страстная неделя в святилище Богоматери Фуенсанта". Или на ноже, воткнутом в плотную щель стола.
– Ну, и где мой кофе?..
– Кофе больше не будет, Ленчик.–
– То есть как это - больше не будет?
– Кончился.
– Жаль.
– Нам тоже, - подала голос Динка.– Нам тоже очень жаль. Очень. Правда, Рысенок?
– Правда.
– Да ладно... Это не проблема, девчонки... Сейчас пойдем и накупим всего. Надо же отметить мой приезд. И начало новой жизни... Нашей новой жизни..
– Ты опоздал, Ленчик, - мягко попеняла Динка. Ни разу за два года я не слышала от нее такой мягкости по отношению к Ленчику.– Ты опоздал. Мы ее уже начали.
– Кого!?
– Новую жизнь. Без тебя. А ты опоздал...
– Да ладно вам... Контракт еще не закончился.
– Закончился. Как и кофе. Мы его расторгаем. В одностороннем порядке.
– Ну точно - сумасшедшие! Сейчас, когда все только начинается. Приходится признать, что врал Ленчик убедительно. Этого у него не отнимешь - умения убедительно врать. Еще секунда, и я поверю и его фигурно выстриженной бороденке, и его запавшим сосредоточенным глазам, и его шикарным ив-сент-лорановским, дольче-габбановским, жан-поль-готьешным губам, самое место которым - на подиуме, среди нечеловечески-прекрасных дур-манекенщиц. Я ему поверю и переметнусь на его сторону, как делала это всегда. Еще секунда, и...
– Мы все знаем, Ленчик...– Динка оторвалась от косяка и, пройдясь по кухне, устроилась на табурете против Ленчика: венец столярной мысли с любовно выпиленным сердечком в самой середине сиденья.– Мы все знаем...
– Да что - все?!
– Мы прочли письмо, Ленчик. То самое, которое ты послал электронной почтой. Глупо было так поступать.. С твоей стороны.
Ленчик только хмыкнул.
– Какое письмо?
– Ангелу. Про двух русских сумасшедших девчонок... Кстати, ты привез ее?
– Кого?
– Предсмертную записку.
– Черт.– Он наконец-то сбросил ноги со стола.– Черт, черт, черт... Какая еще предсмертная записка?
– Или ты ее в камере хранения оставил?
– Какая еще камера хранения?
– Значит.. Если она не в камере хранения... Она с тобой...
– Где хозяин?!– Он все еще избегал имени Ангела, он до сих пор не сказал нам ни "да", ни "нет".– Где хозяин, черт возьми!
– Мы же сказали тебе - в саду, - почти пропела Динка.– Только он не хозяин.
И так светло, так по-домашнему у нее получилось это "в саду", что я не удержалась и, подойдя сзади, обняла ее за плечи. И уткнулась губами в затылок... И...
Никогда еще моим рукам не было так хорошо. Так покойно. Никогда еще моим губам не было так хорошо. Так покойно. Динкины плечи, Динкин затылок - вот место, где мне... где мне хотелось бы остаться, черт... До этого так же хорошо мне было только с бестиарием... От Динкиных волос пахло уверенностью и силой, а Ленчик... А Ленчик, которому все два
– Да вы, как я посмотрю, спелись, - выдавил из себя упырь.
– Что же здесь удивительного? Как-никак, два года в одной упряжке Мы ведь еще и попсовый дуэт, Ленчик, разве ты забыл? Песенки поем.
– Вот только не надо, - поморщился Ленчик.– Не надо этого...
Он все еще не понимал серьезности ситуации, Ленчик, mio costoso.
– Хорошо, не будем, - сразу же согласилась Динка.– Так что насчет записки?
– Пошли вы к черту, дебилки! Для вас же стараюсь... Ладно... Пойду проветрюсь... А вы пока в себя приходите... деятельницы...
– Никуда ты не пойдешь, Ленчик...
– Вот как?– Ленчик высокомерно приподнял бровь.– Неужели ты мне запретишь, сучка?
– Не веришь?– Я видела только Динкин затылок, заросший затылок, и затылок этот был полон решимости.– Не веришь?
– Пошла ты...– Далее последовало грязное ругательство, которое никого из нас не удивило: обычный разбор полетов в Ленчиковом стиле.
– А так?
Вот он и наступил, торжественный момент: чуть раньше, чем я ожидала, но ожидала. Динка полезла за пазуху (для этого ей пришлось на секунду отклеить меня от себя) и вытащила оттуда пистолет. И направила его дулом на Ленчика.
– Это еще что за фигня?– И хотя голос у нашего скота-продюсера не изменился, но губы скуксились и померкли. Теперь бы их не взяли ни в один приличный модный дом. Разве что к отирающейся на задворках pret-a-porte Татьяне Парфеновой: демонстрировать газовые шарфики.
– Ты полагаешь, что фигня?
– А ты нет? Ты чем его заправляешь? Водой, что ли? Или это зажигалка? Эта мыслишка почему-то развеселила Ленчика и перевела происходящее в разряд дешевого хлипкого шоу - такого, какое мы практиковали на гастролях, Ленчик всегда гнусно экономил на качественном зрелище, мудак.
– Понятия не имею... Как думаешь, стоит проверить? А вдруг и вправду зажигалка?– Эта мыслишка почему-то развеселила и Динку: show must go on, даже такое - дешевое и хлипкое.
– Проверь!..
– Проверить?!
– Ну, проверь... Проверь!
Ленчик-Ленчик, как легко оказалось тебя развести! Как два пальца об асфальт, ей-богу!
Ленчик, окрысившись, нанизывает ругательство за ругательством, связывает их узлами - рифовыми, шкотовыми, беседочными, двойными гачными, - интересно только, откуда я знаю все это?.. И сколько их накопилось за последние два года, ругательств! Он споро, как заправский альпинист, взбирается на Монблан словесных испражнений и уже оттуда поливает нас отборным матом: дешевки, соски, малолетки сраные, я вас на помойке нашел и людей из вас сделал, дряни, а вы, а вы...