Любовный контракт
Шрифт:
– Ты выделялась, - говорю я.
– Даже не разговаривая. Вот почему те девчонки не оставляли тебя в покое.
То, что я говорю, - правда. Некоторые тихие люди сливаются с фоном. Но было невозможно проигнорировать присутствие Тео в комнате. По крайней мере, я никогда не мог.
– Стелла часто говорила, - замечает мой отец, нанизывая на вилку кубик арбуза и отправляя его в рот.
– Что некоторые люди обладают некой притягательностью, которая заставляет наблюдать за ними.
Я удивленно смотрю на него. Мой папа
Блюда Тео вызывают желание задержаться. Они требуют, чтобы их смаковали, просили добавки, наслаждались ими за разговорами. Когда мы заканчиваем, чувство удовлетворения настолько сильное, что все, что мы можем сделать, - это откинуться на спинки стульев и смотреть на звезды.
Мой отец спокоен и расслаблен, его руки свободно лежат за головой. Тео опирается подбородком на ладонь. Ее глаза глубокие, как ночное небо, а щеки сияют, как луна.
Она мягко говорит:
– Невозможно было оторвать глаз от Стеллы на экране.
По моей коже пробегает дрожь. Но отец только кивает.
– Она была лучшей.
Обычно, когда речь заходит о моей маме, у отца появляется опустошенное, лишенное эмоций выражение лица. Как будто ее имя - это ветер, который задувает свечу за его глазами.
Но сегодня свет свечи пускает блики по его коже. Отец достает из кармана кусок мыльного камня и переворачивает его в руке, растирая его подушечкой большого пальца.
– Режиссеры всегда просили ее что-нибудь есть во время сцен. Потому что, что бы она ни делала, это завораживало. Она брала в руки какую-то вещь, и что бы это ни было… оно приобретало новый смысл.
Он переворачивает камень, потирая его большим пальцем, как будто это кусок стекла, и он очищает поверхность, чтобы увидеть что-то под ним.
— В «Безлунных ночах» режиссер дал ей гранат. Она разломила его, и красный сок потек по ее рукам… Фильм запретили в Китае, сказав, что сцена слишком провокационная… - Мой отец ухмыляется, качая головой.
– Они не могли объяснить, почему. Но в этом была ее сила… она заставляла людей чувствовать.
У меня в груди что-то щемит и дрожит.
Я смотрю на Тео, на эмоции, захлестывающие ее. Ее глаза встречаются с моими, огромные и сияющие от невысказанных мыслей и чувств.
Некоторые люди - это пустой колодец. А некоторые - переполненная чаша.
– Я помню эту сцену… - Тео улыбается.
– Я полюбила ее после этого фильма. Могу только представить, что вы чувствовали.
– У меня не было ни единого шанса, - говорит мой отец.
– Ее невозможно было не полюбить.
Он перекидывает ноги через сиденье скамейки и собирает стопку тарелок.
– Спасибо, Тео. Я ждал этого весь день.
– Придете поужинать с нами завтра?
– спрашивает она.
– Я приготовлю лазанью.
– Ты
Тео смеется.
– Будьте готовы к удивлению.
Мой отец несет тарелки на кухню и ставит их у раковины. Он не задерживается, чтобы помыть посуду, но я все равно ошеломлен. Он впервые за много лет переступил порог дома.
– Спокойной ночи, Салли.
– Проходя мимо, он говорит мне тихо, чтобы Тео не могла услышать: - Если ты еще не встречаешься с ней, то ты дурак.
Я начинаю думать, что он, возможно, прав.
Встречаться с Тео по-настоящему звучит неплохо…
Но это может сильно запутать нашу ситуацию.
Я собираюсь сделать следующий ход с Ангусом. Наш ужин в пятницу вечером станет нашей первой встречей без его прихлебателей - идеальная возможность направить его в нужную сторону.
Я не могу отвлекаться на отношения с Тео. Эмоции затуманивают рассудок. Я не могу создать ситуацию, когда мне придется выбирать между ней и этой сделкой.
Умом я понимаю, что правильный выбор - сохранить профессиональные отношения, пока Ангус не поставит свою подпись на контракте.
Проблема в том, что… она мне нравится.
Чем больше времени я провожу с Тео, тем сложнее мне это отрицать.
Когда она приезжает домой раньше меня, а я въезжаю на подъездную дорожку к светящемуся дому, как только я открываю дверь и до меня доносятся запахи готовящейся еды и музыка, и это нарастающее предвкушение внутри меня, когда я с замиранием сердца иду на кухню, представляя, как она повернется, как улыбка озарит ее лицо…
Я уже с ужасом думаю, что она уедет в конце недели.
Тео оживляет дом.
Она открыла все ставни и обрезала глицинию, закрывающую окна. Она положила ветки в старую лейку, и пурпурные цветы рассыпались, как фонтан, текущий в обратном направлении. По утрам она читает новости за чашкой кофе, а как только я вхожу в комнату, сразу же заваливает меня сообщениями о событиях дня.
Я могу привыкнуть к этому.
Но я не должен к этому привыкать. Я должен воспринимать это как временное явление — через пять дней она вернется в свою квартиру с тараканами. А через несколько недель после этого мы расстанемся навсегда.
Но это не значит, что я не могу насладиться ее лазаньей.
Тео уже опускает руки в мыльную воду. Я отпихиваю ее в сторону движением бедра.
– Я мою.
– Я уже начала!
– Ни за что - моя мама убила бы меня, если бы я позволил тебе готовить и мыть посуду.
Тео бросает на меня быстрый взгляд.
– Ничего, что я сказала раньше? О твоей маме?
– Все нормально.
– Наши плечи соприкасаются, когда она занимает свое место рядом со мной. Наши руки встречаются, когда я протягиваю ей миску для вытирания.
– Тебе нравились ее фильмы?