Любовный контракт
Шрифт:
– Рецепта нет, я сегодня впервые попробовала их приготовить.
– Тео очень талантлива, - говорит Салливан.
– Я вижу.
– Меррик запихивает в себя еду с такой скоростью, будто не ел месяц. А может, и не ел - одежда на нем висит так, будто он когда-то был крупнее.
– Чем вы занимаетесь, мистер Меррик?
– Я немного спотыкаюсь на его имени.
Он делает вид, что не замечает.
– Раньше я был каскадером.
– Так мои родители познакомились, - объясняет Салливан.
Меррик
В этом доме Стелла Ривас ощущается повсюду. Как будто Меррик живет рядом с ее могилой.
А Салливан живет прямо в ней.
Я сглатываю ком в горле.
– Как вы стали им?
Меррик не отвечает, но потом я вижу, что он из вежливости вытирает рот бумажной салфеткой, прежде чем заговорить.
– Сначала я был гонщиком. Но не настолько хорошим, чтобы пробиться наверх. Чтобы свести концы с концами, я несколько раз сыграл водителей на съемочных площадках. Однажды каскадер, которого наняли для прыжка с крыши, не пришел. И я сказал, что могу попробовать.
– Вы смелый.
– Мне стало нехорошо, как только я представила эту сцену.
– Скорее, безрассудный и глупый.
– Меррик откусывает чудовищный кусок от своего стейка.
– Я понятия не имел, что делаю. Но с большей частью работы справлялась гравитация.
Я заметила, что он сказал, что был каскадером, в прошедшем времени.
Я бросаю взгляд на Салливана, который явно нервничает. Наверное, он боится, что я спрошу Меррика, чем он занимается сейчас.
Кажется, я уже стала свидетелем того, как он медленно уничтожает свою жизнь, день за днем. Пока Салливан пытается удержать своего отца от саморазрушения.
– Не знаю, смогла бы я спрыгнуть с крыши, - говорю я.
– Даже ради миллиона долларов. Даже если бы чек ждал меня внизу.
Меррик издает захлебывающийся звук, который я в конце концов распознаю как смех.
– Миллион долларов! Они заплатили мне сорок восемь баксов.
Мы все смеемся над этой жалкой цифрой и пониманием того, что, если бы это было действительно важно… каждый из нас совершил бы такой прыжок.
Я бы прыгнула, если бы мне пришлось. Я бы прыгала каждый раз.
Глаза Салливана встречаются с моими. Он улыбается мне, показывая, что наконец-то расслабился и отбросил все заботы на сегодня.
Я улыбаюсь ему в ответ. Я не могу помочь его отцу. Но, возможно, я смогу его откормить… Меррик наполняет еще одну тарелку.
Пустые шампуры Салливана сложены, как хворост на тарелке.
Я получаю глубокое удовлетворение от того, что кормлю этих двух мужчин.
Это первобытная потребность, потребность быть нужной.
Это настоящее, еда, которую я готовлю, удовлетворение, которое она приносит, красота ночи, которую невозможно игнорировать,
От свечей поднимается дым. Бледные, ночные мотыльки кружатся вокруг пламени.
Прошло много времени с тех пор, как я сидела за столом в кругу семьи. Эта семья маленькая и сломленная, но семьи - как книги… те, которые используются и потрепаны, - это те, в которых любили.
В моей семье были только я и моя мама. Я бы отдала все, все, что угодно, за еще один ужин с ней. Я бы стерпела все занозы, вонзающиеся в мою задницу, весь дым от гриля. Даже если бы она выглядела больной, как отец Салливана. Даже если она была больна, как в самом конце.
Может, это и милосердие, когда люди покидают нас, чтобы не испытывать боль. Но это не милость для тех, кто их теряет.
Я думала, что готова. Даже близко не была. Я и предположить не могла, как сильно буду скучать по ней. И каково это - быть одной… ни одного человека на планете, который бы тебя любил. Кто даже знает твое второе имя.
– Давай, ешь… - Меррик подталкивает ко мне блюдо с последним куском мяса.
– Нужно немного подкормить тебя.
– Кто бы говорил, - фыркает Салливан.
– Я старик. Неважно, что я усох.
Меррик отнюдь не старик, но в его движениях есть какая-то усталость и обреченность, словно каждая часть его тела болит.
Когда он двигает блюдо, я замечаю выцветшие татуировки на его руке - такие не делают ни в одной студии. Они похожи на те, что бывают у моряков… или заключенных.
Небо становится пурпурным, появляются слабые звезды. Свечи потухли, один бедный сгоревший мотылек утонул в воске.
– Можно было бы развесить здесь фонарики… - Я бросаю взгляд на голую беседку.
– Было бы очень красиво.
Чтобы двор стал красивым по общепринятым меркам, нужно проделать гораздо больше работы, но мне нравится его дикость. Если его немного подправить, убрать сорняки и сухостой, он может стать естественным, а не безысходным, как сейчас.
Когда приходит время убирать со стола, Салливан несет увесистую стопку посуды на кухню и тут же наполняет раковину, закатывая рукава рубашки и принимаясь за работу, чтобы отмыть все дочиста.
Меррик остается снаружи, убирая крошки со стола и подбирая бумажные салфетки, которые разлетелись от ветра.
Когда я присоединяюсь к Салливану, он пытается меня прогнать.
– Тебе не нужно убираться! Ты все приготовила.
– Я могу помочь вытереть.
Он косо улыбается мне.
– Ладно, я не хочу ссориться.
Звук воды расслабляет. Наши руки соприкасаются, когда он передает мне ополоснутые тарелки.
Я говорю:
– Спасибо. За цветы.
Я ожидаю, что Салливан спросит, видел ли их Ангус, но он только улыбается.
– Не за что.
Я сообщаю ему хорошие новости: