Любовный треугольник
Шрифт:
Говорят, родителей ненавидеть нельзя. Ведь это родители. Их нужно принимать такими, какие они есть. Уважать, ценить… Вот только сейчас остатки уважения к матери исчезают, как и не было. Их после ситуации с Мариам осталось не слишком-то много, а теперь точка кипения достигнута окончательно.
Мне кажется, что я не знал никогда этого человека по-настоящему. Мать всегда была строгой и требовательный. Что ко мне, что к сестре. Я думал того требует воспитание…
Но то, что сделала она не влезает ни в какие рамки. Ни воспитательные, ни моральные.
– Какое право ты имела лезть в мою жизнь?
Останавливаюсь
Взгляд прямой и уверенный.
– Полное, Давид. Ты – мой сын. И я не собиралась смотреть, как из-за какой-то девки ты рушишь свою жизнь.
– Не называй её девкой.
– А как еще? Сам не знаешь, но уже через время она бы кувыркалась с другим, а ты бы остался один. Со своей этой любовью, - произносит, как нечто мерзкое, - ты спасибо сказать мне должен, сын. За семью прекрасную. За жену послушную и тихую. Слова тебе не скажет лишнего, красавица, умница! И мальчишки просто золото. Да у тебя бы в жизни этого не было, остаться ты с этой Олей!
– Спасибо тебе должен сказать? – шиплю, чувствуя, как внутри кипит черный гнев, - Спасибо, мама! Спасибо за сломанную жизнь! И мою. И Ани. И Оли.
– Да что будет с этой Олей? – выкрикивает она, но я выставляю руку вперед.
– Не смей! Имени даже не смей её произносить. Отец знал об этом разговоре?
– Нет конечно. Он даже не знал, что ты с ней связался. Если бы узнал о твоих планах, ты представляешь, что было бы? Я уберегла тебя!
– Неееет, мама… Называй это как хочешь, но уж точно не так. Ты даже не поговорила со мной. За моей спиной пошла к девчонке, младше тебя в три раза. Испугала ее, заставив солгать мне. А потом все это время смотрела мне в глаза и улыбалась, радуясь, что все сложилось как ТЫ хотела!!
– Давид… я хотела так ради тебя.
– И от Мариам ты отвернулась ради неё?
Карие глаза вспыхивают черным пламенем.
– Не вспоминай её имени в моем доме!
– В твоём доме… не вспомню, мама. Потому что ноги моей больше не будет в ТВОЁМ доме.
– Что? – лицо матери ошарашенно вытягивается, - Давид, ты что говоришь такое? Как ты смеешь вообще?
– Это ты мама… ты сделала так, чтобы ни один твой ребенок не хотел тебя видеть. А будешь продолжать, то и внуков больше никогда не увидишь, поняла меня?
– Давид… Давид, остановись, - кричит вслед, когда я разворачиваюсь и ухожу.
Чувствую, что справиться не получается. Руки мелко дрожат, кулаки машинально сжимаются. Контроль ускользает с каждой секундой.
Видеть её не могу.
– Не смей связываться снова с Олькой. Тебя жена до смерти любит, и дети. – летит мне в спину пулями, - Не смей, слышишь? Давид!
Вылетаю из дома, хлопнув дверью и тут же меня с ног едва не сбивает Арсен.
– Папочка, - подхватываю его на автомате, - я скучал. Будем играть сегодня? Мы с Гором хотели в гонки, а дед так не умеет, как ты. Не уезжай больше надолго.
Ани как раз усаживает младшего сына в детское кресло и с улыбкой поворачивает в нашу сторону голову.
– Пааа, - машет рукой Гор, в другой зажав пакетик с фруктовым пюре.
Картинка ослепляет. Шипы один за другим вонзаются в сердце.
–
Машинально крепче сжимаю Арсена и встречаюсь с его улыбающимися детскими глазами.
Онемение волной прокатывается по телу…
– Да. Поиграем, - с усилием выталкиваю из себя.
29 Оля
– Ваш капучино с корицей.
– Спасибо.
Забираю большой стакан, из которого тонкой струйкой выходит ароматный пар и иду по парку.
Сегодня нас отпустили с одной пары. Домой идти не хочется, поэтому я решила прогуляться.
Хорошо, что куртку надела. Октябрьский холод гуляет по ногам и забирается даже под плотную ткань.
Я и заметить не успела, как пролетел первый месяц осени. С головой погрузилась в учёбу, время от времени пытаясь найти хотя бы какую-то работу. У мамы денег совесть брать не позволяет. Она на девятом месяце беременности, а у Виталика, её нового мужа, сейчас временные проблемы с работой. Им самим нужно на что-то жить, ведь на них помимо будущего малыша еще и подрастающая Алиса. Папа же оплачивает моё обучение в университете. Не дотягиваю я до круглой отличницы и стипендии. Есть предметы, которые как бы я не грызла их жесткие грани, никак мне не даются в той степени, чтобы можно было вытянуть их на высшую отметку.
Поэтому и экономить на всём приходится. Уже не помню, когда я шиковала в плане обеда или ужина. Единственное, от чего я никак не могу отказаться – это стаканчик кофе пару раз в неделю. Им я имею возможность баловать себя, экономя на обеде в университете.
Подумывала в интернете какую-то работу поискать, но везде нужно пройти курсы. Айти, дизайнерские, да даже банально вести чью-то страницу в соцсети – всё это требует времени, чтобы изучить все тонкости и пройти курсы. Времени, которое у меня уходит на штудирование основных предметов в университете. Прямо замкнутый круг какой-то, честное слово. Хоть бери и устраивайся на вечерние смены в кафе или бар. Говорят, там чаевые неплохие.
Умом я понимаю, что возможность заработать это довольно неплохая, но что потом будет с моей успеваемостью? Тут как раз-таки и загвоздка…
Цепляя носками сапог сухие листья на дорожке, задумчиво всматриваюсь в проходящих мимо людей.
На детской площадке играют дети, чьи мамы, сгруппировавшись что-то активно обсуждают, на встречу мне бежит девушка в спортивном костюме и наушниках в ушах. Сделав глоток кофе, перевожу взгляд на мужчину, облокотившегося на дерево, и сама не знаю почему немного дольше задерживаюсь на нем взглядом. Незнакомый мужчина в тёмной куртке и брюках стоит ко мне спиной. Я не узнаю его, но что-то слишком знакомое сквозит в мужском образе.
Когда подхожу ближе понимаю почему.
Сердечный ритм невольно сбивается, и я быстро отворачиваюсь.
Ускорившись, тороплюсь вперед, но сделав несколько шагов, притормаживаю.
Вновь встревоженно оборачиваюсь.
Тигран Арманович выглядит чересчур бледным.
Прижимая одну руку к груди, он второй опирается на ствол дерева. Дышит тяжело и часто.
Морщась, будто от боли, пытается что-то отыскать во внутреннем кармане куртки, а потом вынимает руку и принимается активно растирать грудную клетку.