Любовный треугольник
Шрифт:
– Мама? – ярость новой вспышкой долбит в голову. – Ты говорила об этом с ней? Она адрес дала?
Ани ежится, отступая на шаг.
– Я не знала с кем еще поговорить. Не понимала. А ты не говорил ничего. Мне было страшно и очень плохо, - подбородок начинает дрожать, по щекам снова текут слезы. – Она просто сказала, что ты с Олей… и я поехала поговорить.
– Ты должна была поговорить со мной.
– Я говорила, - смотрит забитым животным, - я спрашивала есть ли у тебя кто-то. Ты сказал, что нет. Почему ты соврал?
– А что бы изменилось, если бы
Ани с места рывком подкидывает прямиком ко мне. Глаза в ужасе распахиваются, она хватает меня за ворот куртки и лихорадочно мотает головой.
– Это я тебя люблю, Давид. Я.. Так сильно люблю, - тянет меня к себе, стараясь вжаться губами, но я отрываю её пальцы. Обессиленно упав передо мной на колени, впечатывает ладони мне на бедра, убиваясь в рыданиях, - пожалуйста, не уходи от нас. Я не смогу. Родители… они не выдержат. И мальчики… если ты их бросишь…
Еле на ногах стою, ощущение, будто удавку на шею накинули. Внутренности мясорубкой перемалывает.
Отхожу от неё, чтобы не сидела у меня в ногах, но она хватается за мои джинсы и так получается, что я протаскиваю её по полу.
– Давид, не уходи, - просит навзрыд.
Меня окатывает ледяной волной. Не сдержавшись, бью ладонью по столу.
– Встань немедленно, - схватив её за плечи, дергаю наверх, - твое поведение вызывает жалость, а не желание остаться с тобой. Слышишь?
Нет, она не слышит. Мотает головой, все еще пытаясь схватиться за меня. Приходится силой усадить ей на стул.
– Я никогда не брошу детей, - чеканю по буквам, но мои слова дают обратный эффект.
Она снова бросается мне на шею и душит паническими объятиями.
– И меня. Не бросай меня. Я не выживу. Там в селе… меня изведут.
– Никто тебя не изведет. Останешься здесь.
– Нееет, - трясется она, - не останусь. Без тебя не останусь. Пожалуйста, Давид, не бросай нас.
Мокрые слезы затекают мне под воротник, я задыхаюсь.
Разведя ее руки, резко отстраняюсь, силой оставляя ее сидеть на стуле.
Ани закрывает руками лицо, слабая, уязвленная, не способная даже такую новость принять с гордостью. Наорать на меня за то, как поступил с ней.
Чувствую, как внутренности постепенно начинают стягиваться в камни. Отступаю, и карие глаза тут же панически устремляются в меня.
– Давид… - снова хочет подорваться со стула.
– Сидеть, - рявкаю, выставляя вперед руку, - я сейчас уеду.
– К ней? – таки подскакивает.
– А ты за это время приведи себя в порядок.
– Давид, нет, - мотает головой, и бежит следом, пытаясь снова схватить меня за руки, - Не уходи.
Разворачиваюсь, чувствуя, что еще немного и меня изнутри разорвет.
– Я вернусь. Успокойся.
А потом захлопываю дверь, спускаюсь по ступеням и сажусь в машину.
Выехав за ворота, проезжаю метров двести, поворачиваю, глушу двигатель и сложив
Серной кислотой грудную клетку выжигает. Ноет, тянет, дерет на ошметки вместе с медленно отсчитывающим удары сердцем.
Наверное, когда ты ни в чем не виноват, выйти из ситуации проще. Я же… знаю, что во всем этом хаосе виноватых кроме меня нет. Думал, что получится оттянуть момент разговора с Ани, подготовить её. Представлял какой будет реакция. Потому что семью её знаю слишком хорошо, поэтому и тянул. Но моя мать… как всегда решила иначе, в очередной раз подставив под удар Олю.
Крепко сжимаю глаза, чувствуя, как рьяно толкается сердце. Диафрагма рефлекторно сдавливается, не позволяя сделать нормального вдоха.
Девочка моя…
Ты не должна вывозить всего этого….
Снова и снова, раз за разом из-за меня и моей семьи. Столько лет прошло, а ты продолжаешь страдать…
Я хотел подарить тебе целый мир. Стать для тебя тем, с кем будут светиться твои глаза. Но так получается, что в них постоянно только слезы. Слезы и ожидание.
Подняв голову, смотрю перед собой. Игнорируя боль, стремительно распространяющуюся по телу, завожу двигатель и трогаюсь с места.
54 Оля
Горький дым прожигает легкие, сигарета подрагивает в моих холодных пальцах.
Снег за окном сыплет пеленой, скрывая соседние дома от моего взгляда. Но я не по этой причине ничего не вижу.
Внутри меня все заморозилось в тот самый момент, когда Ани упала передо мной на колени.
Её плач до сих пор стоит в ушах, полные слез глаза рвут душу.
На что я надеялась, когда позволяла себе общение с Давидом? Ни на что… Я закрыла ту часть себя, отвечающую за принятие реальности, и просто позволила себе быть рядом.
Можно ли быть счастливой, воруя не принадлежащие мне часы его жизни? Да… я была…
Эгоистично уверяя себя в том, что если мы не спим вместе, то и измены физической нет, хотя в глубине души, конечно, я понимала, что это не так.
Его взгляды, полные любви и ревности, улыбки, смех, объятия… они принадлежали мне. Не Ани, мне.
И за это я должна заплатить. Когда берешь чужое – всегда платишь по счетам.
Во двор заезжает автомобиль, паркуется на свободном месте и из салона выходит Давид.
Сердце в изнеможении сжимается, когда он заходит в подъезд. Отсчитывает удары, пока поднимается на лифте. Или пешком… судя по тому, как тяжело дышит, войдя в квартиру.
Гашу сигарету и разворачиваюсь к нему передом.
Наши взгляды встречаются.
Я превращаюсь в тлеющий уголек. Глубоко внутри он горит, своим жаром опаляет внутренности, но снаружи сожжен полностью.
Так и я. У меня больше нет сил. Совесть сожрала меня, переживала и выплюнула.
Медленно сократив между нами расстояние, Давид кладет трясущуюся ладонь на мою щеку и нежно сжимает её. Я пытаюсь удержаться на поверхности, но стремительно тону в черноте глаз, полных отчаяния и мучительного сожаления.