Любовный треугольник
Шрифт:
Дождавшись, пока они послушно убегут в свою комнату, подходит ко мне.
Знаете, как бывает перед взрывом? Весь мир замирает, предчувствуя непоправимое. Вот и мой мир замер. Дышать получается через раз….
В голове плывёт, ни вдоха сделать, ни выдоха.
– Так что случилось-то? – поторапливает папа.
Взглянув на меня, словно оценивая моё состояние, Давид твердо произносит:
– Мы с Ани разводимся.
Взрыв… в моей голове. Оглушающий и яркий. Ощущение, будто я разом потеряла все органы чувств и сейчас зависла в пространстве…
Родители застывают,
Я же во все глаза смотрю на бледнеющую маму… Она сначала нервно улыбается, будто не поверив, а потом, осознав, что никакой ошибки нет, хватается за горло.
– Что? Как это – разводитесь?
Мой подбородок начинает дрожать, в горле собирается ком. Мне так жаль… Так жаль, мамочка…
– Мы так решили, - спокойно отвечает Давид.
Охнув, она растерянно оборачивается на папу и снова на нас. Я же будто не я. Агонизирую внутри. Взрываюсь на части.
– Но почему? Всё же хорошо было.
– Мы не живем с Ани вместе уже полгода.
– Как? Как так? – вскрикивает шокировано.
Мама редко к нам приезжала. Чаще мы с мальчиками к ним, поэтому она даже не предполагала.
– Не понял, - приходит в себя папа, - Ани, это что такое?
От его голоса и взгляда хочется спрятаться, и я невольно делаю шаг Давиду за спину.
– Ани не при чем, - отвечает вместо меня он, - Просто так сложилось, что мы больше не вместе.
– У тебя появился кто-то? – гортанно выдавливает папа.
– Нет. Сейчас у меня никого нет. И у Ани тоже. Но мы не любим друг друга.
– И что? Брак не на этом строится.
– А то, что и она и я еще слишком молоды, чтобы всю жизнь прожить на чувстве благодарности и долга.
– Ани, Аничка моя, - мама еле дышит, в глазах слезы.
Не в состоянии больше выдержать этой пытки, я присаживаюсь перед ней на колени.
– Мамочка, не переживай. Ничего страшного, - тараторю, что могу, - всё хорошо будет. Правда.
Она смотрит на меня во все глаза, сжимает руки. В глазах непонимание, растерянность, сожаление, а моё сердце так сильно бьётся о ребра, что кажется, выломает их.
– Ты не любишь Давида?
Закусив губы, прикрываю рот рукой. В голове шумит, в глазах собираются слезы. Мне требуется несколько секунд, чтобы впервые ответить на этот вопрос в первую очередь себе…
– Нет, мам… не так, как ты папу.
Как оказалось – я могу без него дышать. Ведь так Давид когда-то сказал – когда любишь, не можешь дышать без этого человека. А я, как оказалось, смогла. И жить, и дышать, и справляться. И даже веселиться. Меня устраивала такая жизнь.
Я всё пыталась понять почему так – почему я способна принять его измену и жить с этим дальше? Ведь, когда любишь – не простишь. Я помню, как тетя Салвар покончила с собой, когда узнала о измене ее мужа. Она не справилась с предательством. А я смогла. Почему? Ответ оказался на поверхности – потому что не люблю так сильно. Если бы мы и дальше жили, как раньше, я бы возможно этого никогда и не поняла. Потому что мои чувства к Давиду всегда были самые теплые. Он был моим первым мужчиной, парнем, который мне понравился, еще когда я была ребенком.
Я не боюсь больше потерять Давида… Он дал мне понять, что я могу и без него. Хотя даже при это всём он все – равно рядом…
– Прости меня, мамочка. И ты прости, пап, - стираю со щек слезы, боясь только одного, что они развернутся и уедут.
– Давид, - давящая интонация Тиграна Армановича заставляет перевести на него взгляд. Свекр стиснув кулак, крошит Давида осуждением, - Это неправильное решение. У тебя дети.
– От детей я не отказываюсь, - ровно отвечает он, словно его совершенно не страшит то, что происходит, - Они как были мои, так ими и останутся. Ани тоже не лишится поддержки.
– Да кто ж так поступает-то? – всплеснув руками, мама встает со стула и начинает ходить из стороны в сторону, - Как так? Вы же счастливы были. Почему, дети? Моя дочь разведена. Боже… Боже.
– Позор, - сжимаюсь в комок от того, как с презрением выплевывает папа.
– Позор – это заставлять дочь жить с человеком, с которым она НЕ счастлива, - твердо заявляет Давид. – Я не думаю, что вы как любящие родители хотите своему ребенку участи несчастливой жены, правда?
– Ты не счастлива? – рывком вернувшись ко мне, мама тоже опускается на колени и берет меня за руки, - Аничка, милая, ты не счастлива?
По моим щекам текут слезы, в груди сильная боль. Еще одно признание самой себе…
– Нет, мам…
– Боже, - причитает она, прижимая меня к себе, а я плачу. – Как же это произошло? Что же случилось? Ну, может попробуете еще дать себе шанс? Давид… ты же видишь какая Ани. Слабенькая, ранимая. Как ты ее оставишь?
– Ани замечательно справлялась полгода, пока я налаживал дела в ресторане, а потом еще столько же, живя самостоятельно. Вы недооцениваете силы своей дочери, Гаянэ.
– Она же маленькая у меня, несмышленая, как она одна-то останется?
– Мам, я приловчилась, - пытаюсь успокоить её, гладя по спине, - я справляюсь, правда. Ты же сама видишь!
– Что люди теперь скажут? Аааай, что скажут? – папа тоже встаёт со стула и запускает пальцы в волосы.
– Какие люди? – звучит резко Давид, - На кону счастье вашей дочери, а вы о людях говорите?
– Да что ты знаешь?
– Всё знаю. Но если так боитесь, то здесь вам никто ничего не скажет. Или вы хотите уехать в село от внуков?
Цокнув, папа сжимает недовольно губы. В глазах молнии и злость.
– Умные, да? Не зря Лусинэ говорила, что ехать сюда плохая идея. Распустились совсем. Развод удумали. Семью сохранять нужно, а не разводиться. Где это видано?
– Так, успокойтесь все, - отрезает Тигран Арманович, рывком вставая из-за стола, - сделаем так. Давид, Ани, мы дадим вам время обдумать все еще раз. У вас все-таки дети… Вы еще молоды, можно подстроиться…
– Отец, нет, - бескомпромиссно обрубает его Давид, - Мы уже всё решили. Подстраиваться никто не будет. Мы разводимся.