Люди государевы

Брычков Павел Алексеевич

— Скачите к Федору Пущину да к Ивану Володимерцу, пусть казаков подымают, скажите, Гришку Подреза за слово и дело воевода в тюрьме уморить хочет!.. Пусть завтра народ собирает с утра к съезжей!

Глава 20

Весть о том, что изветчика по столь великому царственному слову и делу хотят уморить, разнеслась по городу, будто пал по ветру. И апреля в 12-й день 7156 (1648) года с утра к съезжей избе потянулись казаки и посадские. К приходу Щербатого перед крыльцом толпилось

около сотни возбужденно переговаривающихся человек.

Щербатый взошел на крыльцо, где его тут же окружили встревоженные сторонники, которых собралось за его спиной с десяток, вышел на крыльцо и, мрачно окинув толпу взглядом, закричал:

— Какого черта приперлись, скоп устроили! Разойтись всем повелеваю!

— Разбежаться успеем! — крикнул стоявший ближе всех к крыльцу Васька Мухосран. — Ты лучше скажи, что на тебя Гришка Плещеев явил?

— Ишо перед тобой, Мухосран, ответа не держал! По кнуту соскучился! Всех, кто не уйдет отсюда, на козле растяну! — с угрозой прокричал Щербатый.

Толпа недовольно загудела.

— Ты не пугай! — прервал его Федор Пущин. — А поведай-ка миру, какие великие царственные дела явил в своем слове на тебя Гришка Подрез?

— Не было никакого слова!

— Илья Микитич, — обратился громко Пущин к Бунакову, — так было слово ай нет?

Бунаков сделал шаг вперед, оперся о перила и объявил так, чтоб все услышали:

— Третьего дня Трифон Татаринов принес известие, что Григорий Плещеев великое царственное слово имеет на воеводу Иосипа Ивановича. И хочет-де он объявить сие слово в съезжей избе мне да дьяку Борису Исаковичу. Однако Иосип призвать Плещеева не пожелал, по какой причине, то мне не ведомо!

— А давай, Илья, обменяемся: ты заместо Гришки в тюрьму сядешь, покуда мы его сюда водим! Коли сбежит, то ты там и останешься! — со смешком предложил Петр Сабанский.

— Заткни пасть! — огрызнулся Бунаков.

— Остынь, Василий, — остановил его Иван Володимирец, — не время саблей махать, дело всего города касаемо… Иосин Иванович, приведешь ли Гришку сюда?

— Не приведу! Пошли все вон!

— Братцы, воевода уморить хочет изветчика! — заорал Васька Мухосран.

— Веди Гришку! Пусть покажет! — раздалось со всех сторон.

— Сказал, сие поклеп! Не приведу! — упрямился Щербатый.

— Казаки! — вскочил на ступеньки Федор Пущин. — Дабы вина на нас в великих царственных делах не пала, дабы государь нас в утайке не обвинил и на нас не прогневался, чаю, надобно от всего города подать ему челобитную, что воевода те великие царственные дела утаил!.. Идемте в храм Богоявления, в трапезной и напишем сие челобитье!

— Верно!.. Любо! — поддержали его служивые, вскидывая над головой кулаки.

На лице Щербатого отразилась растерянность. Он испугался: утайка государева слова и дела — не шутка.

— Стойте! Черт с вами! Пошлите в тюрьму лучших своих людей, пусть Гришка им объявит! Сами узрите, что сие поклеп!

Казаки зашумели:

— Федора

Пущина послать!.. Ивана Володимерца!.. Федьку Батранина!..

— Петра Сабанского от меня! — крикнул Щербатый. Да иногородних посылать надо же, ибо им дела наши равны, от Кузнецка подьячего — Макара Колмогорца, от Красноярска Архипа Трофимова, от иных городов сами сказывайте!.. Дабы и сургуцкие, и енисейские, и нарымские люди были!

Казаки не стали противиться, начали выкликать иногородних служилых, и вскоре посольство из двух десятков человек направилось к тюрьме.

Щербатый вошел в избу. А народу перед съезжей становилось все больше. Все в нетерпении ожидали возвращения посланцев.

Часа не прошло, как они вернулись.

Федор Пущин поднялся на ступеньки и возвестил:

— Григорий Плещеев слово нам не объявил, а сказал, что явит извет токмо в съезжей!..

— Да по глазам видно, что клепает он на Осипа Ивановича! — выкрикнул подьячий Макар Колмогорец.

— Ты шары-то свои прочисти! Они у тя токмо и высматривают, куда бы воеводу лизнуть! — оборвал его Васька Мухосран и истошно закричал Щербатому: — Зови, гад, Подреза, иначе сами приведем его и раскатим тюрьму по бревнышку!

— Верно! Зови-и!.. — угрожающе загудела толпа, подавшись вплотную к крыльцу.

— Гляди, как бы самому в ней не оказаться! — ухмыльнулся Сабанский.

— Пугать ишо будешь! — побежал к нему Васька. За ним кинулись братья Кузьма и Данила. Сабанский выхватил пистоль и навел на братьев. Те приостановились. Щербатый заорал:

— Бунт устроили! Не буду скопом разговаривать, токмо с выборщиками. — И скрылся внутри избы, сильно хлопнув дверью. За ним вошли Сабанский, Былин, Чебучаков, Бунаков и Патрикеев.

— Осип Иванович, не гневи народ, призови Гришку! Коли нет за тобой царственных дел, чего бояться? — сказал Бунаков.

— Гляжу, спелся с ними! — глядя за окно, сказал Щербатый. — Дурна и измены государю боюсь! Гришка ведь подбивал на Оби Дон завести! А коли подбивать учнет?

— Да что мы — с Гришкой не справимся! — презрительно сказал Былин.

В избу вошли казаки Сенька Паламошный да Федька Батранин.

— Иосип Иванович, мы выборные… Народ спрашивает, призовешь Григория ай нет? Ежели нет, то всем миром идут в трапезную писать государю челобитье, что изветчика уморить умыслил!..

Щербатый задумался и затем сказал:

— Боюсь, как бы крови да сечи межусобной не было!.. Передайте сие тем, от кого посланы.

Батранин и Паламошный вышли и вернулись минут через десять.

— Васька Мухосран с товарищи Богом поклялись, что крови и сечи не будет!

— Ладно, Петр, — обратился Щербатый к Сабанскому, — возьми денщиков да приведи вора!..

Глава 21

Когда Григория Подреза со связанными за спиной руками подвели к крыльцу съезжей, Петр Сабанский ткнул его кулаком в спину: