Люди и положения (сборник)
Шрифт:
Гордон отходит в глубину сцены. Издали слышатся звуки похоронного марша. Дудоров поднимает голову и вглядывается в даль, в сторону зрительного зала, где предполагается кладбище на холме за рекой. Направляясь туда, через сцену проходит Вотякова .
В о т я к о в а. Я опаздываю, Иннокентий Иванович, и позволяю себе пересечь ваш участок без спросу.
Д у д о р о в. Вы на похороны Птицыной?
В о т я к о в а. Да. А вы не собираетесь?
Д у д о р о в. Нет. Видите, мы заняты делом. Счастливая учительница. В такое время, когда людей порохом рвет и заваливает камнем, такой тихий, безмятежный конец. По-моему, ей сорока не было.
В о т я к о в а. Ей было тридцать два года, Иннокентий Иванович. Вы ничего не слыхали?
Д у д о р о в. Нет. А что случилось?
В о т я к о в а. Говорят, Пущинск и Пущинская область…
Д у д о р о в. Ах, это? Это я знал уже на прошлой неделе, когда смолкла артиллерийская стрельба, и окончательно понял позавчера, с уходом наших танков. Это-то я знаю. Этим вы меня
В о т я к о в а. Но ведь это ужасно, Иннокентий Иванович! Что делать?
Д у д о р о в. Для начала похороните учительницу. А завтра… Впрочем, нет, завтра мне некогда. А послезавтра приходите, я научу.Вотякова уходит. К Дудорову подходит Гордон .
Г о р д о н. Потушили.
Д у д о р о в. Вот что, Гордошенька. Во-первых, не беспокойся об этой девчонке. Не только ее, но и всех гостей, уехавших утром, вернут с полдороги. К ночи и Энгельгарты, и мать Бастрыкиной, и эти глупые Витины знакомые будут обратно. Я не знаю, как это называется, но с городом Пущинском надо распрощаться на долгое время.
Г о р д о н. Ты смотришь на дело так безнадежно?
Д у д о р о в. Что уж тут смотреть, когда сами вещи пляшут перед глазами. Исторические перемены я чувствую, как перелет журавлей. Все последние дни у меня в душе этот черный, звездный, осенний треугольник, меняющий ее звук, как трещинка в чашке.
Г о р д о н. Погоди. Ты узнал что-нибудь достоверное?
Д у д о р о в. Какие тебе еще достоверности? Может быть, не дальше как сегодня многих из нас протомят одними химически чистыми неслыханностями, без примеси чего-либо знакомого, после чего половина будет к утру лизать раскаленные сковороды в преисподней.
Г о р д о н. Да что ты шутишь? Все это так естественно. Разве ты ждал когда-нибудь другого? Естественно величие этого небывалого бедствия, это самозабвение народа, у которого опустились руки от той горы мерзостей, которые совершались его именем. Страшна, захватывающе страшна, упоительно страшна минута. Но это – конец, а не избранье почетного президиума на общегородском собраньи, это факт, это что-то до ужаса настоящее, этому не надо говорить, что оно любимое и что жить стало лучше, жить стало веселее, это действительность, а это для меня безмерно много.Раскат далекого взрыва или орудийного выстрела. На лице Гордона появляется улыбка.
Д у д о р о в. Не радуйся. Я знаю, что ты думаешь, я читаю твои мысли.
Г о р д о н. Не правда ли? Тебя тоже угнетала эта мертвая тишина после целой недели пушечного гула! Ну слава богу. Наше сопротивленье возобновилось.
Д у д о р о в. Душенька, это прощальный поклон прикрывавшей отступленье тыловой части. Знаешь, что это?
Г о р д о н. Нет.
Д у д о р о в. Это взорвали железнодорожный мост через Млынку.
Г о р д о н. Откуда ты знаешь?
Д у д о р о в. На колени. На колени со мною. Пусть этому были примеры, и мы кого-то повторяем. Душенька Гордоша, целуй скорее эту землю. Пользуйся случаем, пока она не перешла из одного самозванства в другое. Сейчас, считанные минуты, она – только она сама, только земля нашего удивительного рожденья и детства, только Россия, только наша непосильная гордость, только место нашей революции, давшей миру новую Голгофу и нового бога.Гордон и Дудоров плачут и обнимаются. К ним подходит Вельяминов .
Позови сюда людей. Всех. Всех.
В е л ь я м и н о в (заикаясь) . Что это у тебя такой тон повелительный?
Д у д о р о в. Не тон повелительный, а позови людей. К несчастью, нас бросили, понимаешь, так что, по счастью, нам придется жить своим умом. С завтрашнего дня о нас за лесами начнут слагать партизанские сказки, но во их оправданье нам не оставили ни даже плохенькой берданки.
В е л ь я м и н о в. Это остроумье не ко времени.
Д у д о р о в. Я тебе покажу ко времени. Ты думаешь, я посмотрю, что ты был попом? Позови людей. Да вот они сами. Не надо.К их группе подходят лесник Федот , Ванька Хожаткин и еще два-три сторожа или служащих с соседних дач.
В а н ь к а Х о ж а т к и н. С благополучным окончанием, Иннокентий Иванович! Как под метелку.
Д у д о р о в. Спасибо, товарищи. Что это столько здоровых мужиков, праздношатающихся? Нечего зубы скалить, когда я с вами разговариваю. Это и к тебе относится, Виктор, и к тебе, Гордон. Вот я захвачу завтра власть и всех вас, дезертиры, забрею. Внимание, товарищи. Представители власти и армия покинули область. Ванька, и дядя Федот, и другие. Я не хочу напускать на себя простецкость. Я не «свой в доску», я буду говорить так, как привык. Товарищи, перегородки рухнули. Нам никто не заслоняет правды, опасности, права на счастье, мы лицом к лицу с близкою, может быть, смертью. Поздравляю вас с нашей крайностью, товарищи. Нам за эти считанные мгновенья надо из долгого ребячества вырасти до нашего истинного возраста.
Повторяю, мы в пределах только что начавшегося безвластья.
Мы взрослые люди и во избежанье бесчинья должны подумать о порядке. Товарищи, приглашаю вас в дом на совещанье. Гриша и Витя, затемните Костину комнату. Там соберемся. Ступайте. Я сейчас тоже приду. Ваня, останься.Все, кроме названного, уходят. Хожаткин переминается с ноги на ногу и смотрит в землю.
Ты,
В а н ь к а Х о ж а т к и н (откашлявшись, хрипло ). Я знаю, какие это женщины. Ты меня не желаешь на собрание пущать. Твоя воля. Зря на меня брешут.
Д у д о р о в (строго). Ничего я не думал. Ты сам сейчас на себя наговорил.
В а н ь к а Х о ж а т к и н. Кажного за язык тянули. А Фрол Фролыча речи лучше? А твои? Кажный образованный.
Д у д о р о в (резко его обрывая). Молчать, темная сила. Что ты обо мне знаешь? Хоть бы вся Россия доносила, сын на отца, отец на сына, мерзость остается мерзостью и вина виной. Тебя, собаку, еще не топят в пруду с камнем на шее. Еще я и другие попробуют устроиться по-человечески. Да, верно, этому не бывать. Опять навяжут сапог не хуже старого. Так вот. Пока не поволокли к пруду, подумай, исправься.В а н ь к а Х о ж а т к и н. Постараемся. (Уходя, злобно про себя.) Пока не поволокли. Еще посмотрим, кого поволокут. Начальник сыскался. (Уходит.)
Д у д о р о в (долго и взволнованно расхаживает взад и вперед по дорожке) . Как это в «Гамлете»? Один я наконец-то. Вот оно, вот оно. Ожиданье всей жизни. И вот оно наступило. Странно. Куриное яйцо. В такой холод. (Смотрит и нагибается.) Гриб-дождевик. Какой поздний. Почему меня сегодня все земля занимает? (Опять смотрит вниз.) Последняя, последняя трава. Лопушок, подорожник. Последняя помертвелая, перламутровая в каплях талых снежинок. Не сегодня завтра она уйдет под снег. И я, и я. В этом году и я. Бедная, бедная моя Оленька, бедные мои дети. Я вас больше никогда не увижу. Господи, господи, зачем мне так нравится твой порядок. Господи, ты порвешь мне сердце безбрежностью его вмещенья! Благодарю тебя, господи, что ты сделал меня человеком и научил прощаться. Прощай, моя жизнь, прощай, мое недавнее, мое вчерашнее, мое дурацкое обидное двадцатилетие. У меня нет сердца на тебя, ты уже для меня свято, ты уже знаешь, что все мое достоинство в том, как я распоряжусь твоей памятью.
Темнеет. Начинает идти снег. Издали опять слышатся отзвуки похоронного марша по Птицыной . Дудоров некоторое время стоит молча.
Благодарю тебя, господи, что ты дал мне глаза видеть, а когда глядеть поздно, проливать ими слезы. Изведи из темницы душу мою исповедаться имени твоему. Вот мы думаем, что жизнь – это дом, работа и покой, а когда случается какое-нибудь потрясенье, каким родным, знакомым обдает нас катастрофа! Как возвращенье младенчества! Крушенье более в нашей природе, чем устроенность. Рожденье, любовь, смерть. Все эти отдельные толчки сокрушительны, каждый шаг в жизни – изгнанье, потеря неба, обломки рая. И всегда в эти минуты никого кругом. Только снег, снег. Как я всегда любил его.
Хруст и шорох шагов в лесу. Дудоров поднимает голову и вслушивается. К нему быстро и решительно подходит Груня Фридрих.
Господи, какое счастье. Слава богу, слава богу. (Сбивает снег с ее берета, гладит, долго, тихо гладит ее по лицу. Молчаливая пауза. Груня рукой отводит его руку.)
Г р у н я Ф р и д р и х (взволнованно и раздельно). Потом, потом. Что-то очень важное. Но сначала скажи. Никого кругом?
Д у д о р о в. Нет. Все в доме. А что?
Г р у н я Ф р и д р и х. Что-то страшно важное. Но вперед об Энгельгартах.
Д у д о р о в. Что с ними? Где ты их видела?
Г р у н я Ф р и д р и х. В лесу. Я соврала им, что ты в деревне разбираешь архив старой экономии. Они свернули туда, потому что торопятся к тебе. Они говорят, что мы отрезаны. Я их удалила намеренно. Теперь главное. В кустах за сараем больной или раненый немец. Кажется, офицер. Он отстал от своих. Я его привела сюда.
Д у д о р о в. Что ты говоришь? Ты? Немца? Где он? Я не могу прийти в себя.
Г р у н я Ф р и д р и х. Снег в лесу. Утренний не успел стаять. Я шла лесом, вдруг он поднял руки. Я до смерти перепугалась. Ведь я проспала вашу перестрелку тогда. Это первый, какого я вижу. Он лежал у дороги, встал, бросил оружье и поднял руки. Я не виновата. Я пошла в сторону, а он потянулся за мной, как дворняжка. Что с ним делать? Ты его отправишь в штаб?
Д у д о р о в. Где он?
Г р у н я Ф р и д р и х. Я говорю, в кустах, за сараем. Его надо было бы отправить в штаб. Но куда? Зенитчики уехали.
Д у д о р о в. Не мешай. Я думаю.
Г р у н я Ф р и д р и х. Но что же с ним делать?
Д у д о р о в. Пока одно только хорошее. А если этого не хватит, то тогда высшая сила управится им и нами по-своему. Он останется у нас. На время его надо спрятать.
Г р у н я Ф р и д р и х. Спасибо. (Бросается ему на шею.)
Д у д о р о в. Пойдем, покажи мне своего пленника.Уходят. Снег усиливается и валит густыми хлопьями. Через некоторое время за его сеткой движущимися силуэтами в глубине сцены проходят Груня Фридрих , Дудоров и Макс Гертерих в серой походной шинели и в пилотке с наушниками.
Занавес
Конец первого действия
1942
Слепая красавица