Люди и положения (сборник)
Шрифт:
П р о х о р. Слушаюсь, ваше сиятельство. (Уходит.)
Елена Артемьевна подходит к кучке топчущейся прислуги в глубине комнаты. Полотер, сенные кланяются ей в пояс, прикладываются к протянутой руке, целуют в плечо.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Здорово, родимые. Спасибо на памяти, на ласке, на верной службе. Как живы-здоровы?
С и д о р. Вашими молитвами, благодетельница. Что нам, людям, деется. За вами как за каменной стеной.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Знаю, что не вовремя, сверх ожидания.
Л у ш а. Зато тем лестней, тем радостней.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Как снег на голову.
Г л а ш а. И ни-ни Боже мой.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Но это не к тому, чтоб на чем накрыть невзначай. Это без умысла. Просто загорелось его сиятельству домой и домой. Два дня выгадали, замучили людей, загнали лошадей.
Л у ш а. Об этом не извольте беспокоиться. Разомнутся, отойдут.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Что это, Сидор, не знаешь ли, какая причина. На сумцовских и на наших межах неизвестные попадались навстречу. И обгоняли. На ходу из кареты не могла вглядеться. Бывали и раньше, – путники пешие, странники, увечные. Но не в таком множестве. А тут в глазах рябило. Идут не смотрят. Бродяги какие-то.
Л у ш а. Бродяги и есть, ваше сиятельство.
С и д о р. У кантонистов в лагерях каверзы, неурядицы.
Л у ш а. Военный бунт, я слышала?
С и д о р. Так точно, ваше сиятельство.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Чрезвычайно прискорбное обстоятельство, которое будет иметь еще более печальные последствия.
С и д о р. Делов натворено, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Подоспел разбор, расправа. Виноватые, какие могли, – наутек. Ну и замешанные, кого против воли впутали.
Г л а ш а.
Л у ш а. И разбойники зашевелились, осмелели. До кухни подкрадываться не боятся.
С и д о р. И некрута на сборе озорничали, хвалились воротиться не́вдолге домой.
Е л е н а А р т е м ь е в н а (крестится) . Святители небесные, какие страсти отовсюду. Авось Господь не попустит. Страшен сон, да милостив Бог. А теперь вот что, любезные. Устала я с пути-дороги. Ступайте. Отпускаю вас. Одну оставьте меня.
С и д о р. Слушаемся и всепокорнейше удалимся. Но дозвольте уведомить. Вам дворовые желают уважение сделать, повеличать.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Знаю. Я послала сказать, что не велю. Вы тоже подтвердите, что величанье приказали отменить.
С и д о р. Слушаемся.
Л у ш а. Пойдем скажем.
Г л а ш а. Это как ваша воля.Уходят.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Наконец-то. Торчат, не отвяжутся. Скорей, Платон. Не стой как пень. Каждая минута дорога. Сейчас войдет барин, пойдет липнуть с этими драгоценностями. Я ему нипочем не дам. Живая не дам. Но какими словами отбояриться? Да, а каков Прохор, подлый холоп. Туда же поучать и умничать. Не на той вы дороге. Я тебе покажу дорогу. Я тебя проучу, дурака. Ну так что же ты молчишь.
П л а т о н. Скажите, не упомню, куда положила. Все перешарила, не найду. А лучше бы отдать.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Какой совет бестолковый. Он меня на смех подымет. Скажет – полно комедию ломать. Мои сенные и то знают. Все богатство в футлярчиках, а футлярчики в письменной стойке под ключом. Не мог поумнее придумать?
П л а т о н. Скажите, были в конторке, и нет. Пропали.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Он уезд подымет на ноги. В имении Стратон-Налетов станет с военного командой. Все перевернет вверх дном, всех перепорет, чтобы разыскать покражу.
П л а т о н. Только бы неделю выгадать.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Почему неделю? Ты на что надеешься?
П л а т о н. Право, не знаю. Что-то в воздухе чуется. Наступает.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Почему неделю? А каков Прохор, говорю. Вот бы кого мне не жаль велеть сквозь палки прогнать. Так почему неделю, я спрашиваю. Тише. Молчи. Барин.Входит граф Макс , сухой, заносчивый, взбалмошный, лет под сорок, с бритым дергающимся лицом и плечом и вдавшейся внутрь складкой в левой щеке, хирургическим швом или следствием ранения. В руке у него легкий дуэльный ящик.
Г р а ф М а к с. Не помешаю?
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Какие глупости. Зачем кривляться?
Г р а ф М а к с. Возьми пистолеты, Платон. Один осекаться стал. Разряди оба и смажь. Не изувечишься?
П л а т о н. Смеяться изволите. Сколько раз я вам их прочищал. Вы меня в Санкт-Петербурге их по объявлению покупать посылали. Запамятовали.
Г р а ф М а к с. Молчать. Не рассуждать. Распустили языки. Отвечать коротко, по-военному.
П л а т о н. Так точно.
Г р а ф М а к с. То-то вот. Пошел вон. Я еще сочтусь с тобой.
П л а т о н. Ваша воля. (Уходит с пистолетами.)
Г р а ф М а к с. Наконец мы наедине, без посторонних. И у себя дома. Как я ждал этой минуты. На душе просто какой-то праздник. А планы, а планы! Если бы вы знали, что у меня в голове делается, что я себе рисую.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Я очень рада.
Г р а ф М а к с. Поскорее, не откладывая, без приготовлений заложить основания совершенно нового порядка. Сейчас вы мне дадите эти дорогие побрякушки. Я завтра повезу их показать оценщику в город, мне снова откроют кредит, у нас сразу все завертится и жизнь пойдет как по маслу.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Но вы еще в дорожных сапогах и плаща не сняли. И я смертельно устала с дороги и не успела переодеться. Утро вечера мудренее. Завтра, Макс.
Г р а ф М а к с. Так дальше продолжаться не может. Мы на краю гибели. Но еще не поздно. Христиан Францевич говорит, две-три решительных меры…
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Завтра, Макс.
Г р а ф М а к с. Приезжаешь к себе в имение, словно в заколдованное какое-то царство. Ничего не понять. Все перемешалось. Лакея нельзя наказать из страха, не доводится ли он тебе чем-нибудь, не двоюродный ли он твой брат или дядя. Кто этот красавец на шкапу, спрашиваю я вас, на которого все тут так загадочно похожи? Что это, родоначальник нашей графской линии или прадед наших землепашцев? Где кончается моя власть и начинается хозяйничанье разбойников в Княжой деляне? Но дело не в этом. Дело в том, что прежние способы ведения сельского хозяйства устарели и больше никуда не годятся.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Довольно! Это уже слишком. Наперед знаю, что вы сейчас скажете.
Г р а ф М а к с. Что вы кричите?
Е л е н а А р т е м ь е в н а. А вы что вечно краснобайствуете, врете, по губам мажете. Сейчас вы пойдете крестьян языком освобождать, с барщины на оброк переводить, на словах давать дворовым вольную. Наслушалась досыта ваших выдумок. Довольно! Довольно!
Г р а ф М а к с. А разве мои намерения не искренни?
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Ах, значит, они искренни? Тогда что долго раздумывать? (Сорвавшись с кресла, на которое присела, не заметив, на чем сидит, и в крайнем раздражении подбежав к одному из столов.) Прошу вас. Пожалуйте. Вот свежеочиненное перо. Вот чернила, бумага. Садитесь и пишите всем общую отпускную. Я вам подскажу, если вы не умеете. Сельцо Пятибратское, сего тысяча восемьсот тридцать пятого года октября месяца двадцатого числа. Великомученика Артемия, папенькин день ангела, а я дочь недостойная и запамятовала. Ну что же вы? Ну что же вы? Ага. Как всегда, одни громкие слова. Немногого же стоят ваши непритворные решения. (Возвратившись к креслу и заметив перекинутое через спинку домино и висящую маску.) Что это такое?
Г р а ф М а к с. Покажите, я взгляну. Это прабабки графини Домны масленичное одеяние. Как оно ко мне в кабинет попало? Безобразие. Чье это самоуправство?
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Прислуга дом убирала, вещи переносила из комнаты в комнату. Недосмотрели. Или, если даже баловались в наше отсутствие и оставили следы, сейчас же и взыскивать? Нечаянность. Но вы мне Домной зубов не заговаривайте. Вот ваша вольная. Как всегда, один пустозвон.
Г р а ф М а к с. Я вам докажу, что нет. Это росчерком пера не делается. Надо снестись с уездной земской управой, совершить акт в вотчинном управлении. Наверное в окружном суде встретятся препятствия. Я даже предвижу какие. Но именно с вашей помощью мы все эти трудности бы и преодолели. Где ваши брильянты?
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Но это бесчеловечно. Неужели нельзя отложить этот разговор до завтра?
Г р а ф М а к с. Ради кого вы решили беречь эти сокровища? Мы бездетны.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Не меня ли вы вздумаете упрекнуть в этом?
Г р а ф М а к с. О нет. Вина моя, я знаю. Я старый развратник. Но это не меняет дела. Когда мы умрем, Пятибратское, со всеми улучшениями, какие я внесу в хозяйство, и в том цветущем состоянии, в которое я приведу имение, достанется моему племяннику графу Иринею. Вы его знаете.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Прекрасный, многообещающий юноша. Вы его мизинца не стоите.
Г р а ф М а к с. Нечего сказать, радующие задатки. Театры, сочинители, сумасбродства.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Лучше сотни тысяч просаживать с собутыльниками в кабаках и с сударками в притонах.
Г р а ф М а к с. Нет, вы не шутя решили вывести меня из терпения. Как вам вдолбить в голову, что своей несговорчивостью вы вредите себе самой. В практических делах вы не смыслите ни аза, вы круглая дура. Доверить эти ювелирные вещицы мне на сутки-другие в вашей собственной выгоде. Дайте мне скорее эти ларцы. Не доводите меня до исступления.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Я устала.
Г р а ф М а к с. Но ведь это не булыжники для мощения дороги. Скажите, где они, я как-нибудь дотащу.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. В том-то и дело, что у меня совсем вылетело из головы, куда я в последний раз их сунула. Перед отъездом я в страшной рассеянности перебирала их, что-то перекладывала. Лошади были поданы. Вы меня торопили. Я даже теперь не знаю, где мне их искать. Все пропало из памяти бесследно. Завтра встану и сосвежу восстановлю все мало-помалу. Потерпите.
Г р а ф М а к с. Ах, если только за этим дело стало, предлагаю вам свои услуги. Я устраню препятствие. Я догадываюсь, где хранятся эти брошки и ожерелья. Сейчас я принесу их. (Быстро выходит из комнаты.)
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Макс! Макс! Вернитесь. Не надо. Я сама найду их. (Убегает из комнаты за ним следом.)Некоторое
К о с т ы г а. Ихний человек в это наряжался.
Л е ш к а Л е ш а к о в. Дворецкий Прохор. Я видел.
К о с т ы г а. Надо перенять.
Л е ш к а Л е ш а к о в. Какая корысть?
К о с т ы г а. Покамя темно. Корысть потом себя скажет.
Л е ш к а Л е ш а к о в (осматриваясь кругом). Я сюда дрова таскал вязанками. Печь топил. Тут в печи есть рукав. Оборот.
К о с т ы г а (доведя до конца переодевание, в домино и маске, собираясь снять их). Печной оборот?
Л е ш к а Л е ш а к о в. Оборот в печи.
К о с т ы г а. Какой? Говори скорей.
Л е ш к а Л е ш а к о в. Бегом отселева. Идут сюды.Лешка вылезает в окно, притворив его, Костыга, не успев снять костюма, в домино и маске прячется за шкапом. Быстро в слезах и кусая губы вбегает Елена Артемьевна . С перерывами выпадавший снег совсем перестает. В разрывы движущихся туч светит полный яркий месяц. Свои мысли вслух Елена Артемьевна произносит, возбужденно расхаживая взад и вперед перед окном, и при каждом появлении месяца из-за облаков безотчетно поворачивается к окну, привлеченная им, и как бы в этом движении обращаясь из глубины души к просветлевшему небу.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Неродовитостью вздумал меня корить в довершение всего. Мы-де Норовцевы – Рюриковичи, а вы, Сумцовы, без году неделя дворяне. Зачем я побежала сюда, его там одного оставила распоряжаться? Мне голоса тут почудились. Послышалось, будто с кем-то разговаривает Платон. Мне сейчас Платона до зареза, до смерти нужно. На одно минутное словечко. А тем временем этот идол постылый там буянит, мои ящики взламывает, в них копается. Я покажу вам неродовитых Сумцовых, вор, взломщик, грабитель. А приданое мое было родовитое, вор, вор, вор? И этому выродку, этой мрази с гонором я всем пожертвовала, неведением души, друзьями, счастьем в батюшкином доме. Тут лежала какая-то мантия маскарадная на кресле. Куда она девалась? Все невнятицы какие-то, невразумительные загадки. Сумцовы неродовиты, а по чужим ящикам лазить, самоуправствовать, это родовито. Гедеон, бедняжка, какие надежды подавал, а как опустился. Из кандидатов богословия в слесаря! И все-таки вы в дураках, Рюрикович с отмычкой. Добрая доля драгоценностей на мне за кушаком в мешочке. Жаль, что не все, меньше половины. Не успела. Второпях перед отъездом ящички опоражнивала. В пустые футляры охотничьей дроби насыпала для весу. В карету звали. Все побросала не доделавши. А что мне эта роскошь, пропади она пропадом. Так и кинула бы ему в рожу эти ларцы и шкатулки, в жадные его, стяжательные глаза. Бери и подавись. Кабы только вот не Платон. Ради Платона нельзя мне выпускать из рук эти, эти, как это называется (смеется) , бразды правления. С детства не могла мириться с его неволей. Так нейдет ему быть лакеем, слушаться и угождать льстиво, безропотно и подобострастно. Какой-то другой он. Говорят, таинственных он каких-то кровей. Да не все ли равно. Все равно, Платон. Пришел час долгожданный. Конец твоей кабале. Шабаш. Освобожу я тебя сегодня. Сама не знаю как, а знаю, освобожу. Не гнуть тебе больше шеи. Вырвешься ты на волю, улетишь от меня, сокол мой. А потом, за тобой, может быть, и я. Тут, может быть, такое заварится! (В дикой радости начинает скакать по креслам, одумывается, вздрагивает, точно избавившись от какого-то наваждения. ) Однако надо поскорей к себе назад. Не натворил бы там чего-нибудь этот пентюх. (Уходит.)
Голова Лешки Лешакова появляется в окне и исчезает. Через минуту в комнату быстро входит граф Макс с футлярами и шкатулками, торчащими у него из карманов, и множеством других ящичков, часть которых он держит в руках, а другую часть целою охапкой прижимает к груди занятыми руками. Несвобода рук и тела стесняет его движения и ответы. За ним вбегает Елена Артемьевна , спеша отнять ящички и на ходу крича на него.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Не смейте трогать. Это мое. Отдайте назад. Я вам сказала. Я дам вам эти украшения сама. Но потом.
Г р а ф М а к с. Как же. Держи карман. Я их получу после того, как ими завладеет и удерет с ними мой лакей и ваш любезный. Вы думаете, я ничего не знаю? Ошибаетесь, сударыня. Все известно. Вас вывели на свежую воду.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Какая низость! Я знаю, чьи это козни. Это Сурепьевские проделки. А вы верите доносчикам, не понимая причины их ненависти ко мне. А дело в том, что их дочка Лушка как кошка влюблена в Щеглова и в помрачении рассудка видит, чего нет.
Г р а ф М а к с. Потому что ревнует к вам Платона Щеглова.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Ложь и низость! Немедленно признайте себя неправым. Немедленно попросите извиненья! (Подбежав к графу Максу и вырывая у него из рук футляры. Часть их он роняет сам и не может нагнуться и поднять, скованный в движениях набранными предметами.) Клеветник и грабитель! Немедленно отдайте всё, все до одного!Освободившеюся рукой граф Макс отрывает от себя вцепившуюся Елену Артемьевну и сильным движением отталкивает прочь, так что она с размаху падает на пол.
Негодяй! Насильник! Помогите! Помогите!
В комнату вбегает Платон Щеглов с пистолетами в ящике и, бросив ящик на стол, подбегает к графине и помогает ей подняться. Она до половины роста прячется за спинку высокого кресла, в опасении, что граф снова набросится на нее. Но в ту же минуту Платон преграждает графу дорогу, схватывает за обе руки и, вытянув их кверху, долгое время держит, крепко стиснув в запястьях. Все, что было в руках у графа, валится на пол. Отвлеченные важностью происходящего, спорящие не обращают внимания на упавшие в беспорядке предметы, и только позднее плохо лежащие несметные богатства привлекают посторонний взор, кого вводя в грех, а кому напоминая о совести и долге.
П л а т о н (безрассудно, очертя голову). Не извольте трогать барыню, ваше сиятельство. Я их особы не дам в обиду. Я за графиню Елену Артемьевну в огонь пойду.
Г р а ф М а к с (в бешенстве, изгибаясь направо и налево в безуспешном усилии выдернуть из рук Платона свои) . Как! На своего богоданного владыку руку подымать! Прощайся с жизнью, злодей бессовестный. Мало тебе содеянных мерзостей, у тебя стыда хватает о них на весь свет горло драть. Ну так нет тебе помилованья. Переломают тебе кости на конюшне.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Не верь. Не бойся. Не слушай, Платон. Поперек двери лягу, на ногах повисну, не допущу.
П л а т о н (пораженный внезапною мыслью, безумно, с подъемом). Не извольте дергаться, ваше сиятельство. Сейчас я сам вас отпущу. Я знаю, все равно час мой пробил. Я голову свою прозакладывал. Теперь, была не была, мне дороги нет назад. Вот пистолеты ваши, ваша светлость. Я из них зарядов не вынул. Как я руки разожму да вас выпущу, вы тотчас прицел по мне и бах в меня. Вы в гвардии стрелять учились, не дадите промаху. Но всяко бывает. На грех мастера нет. Человек так, а Бог по-Божьему. В таком случае, коли я уцелею, дайте мне ваше слово графское, дворянское, что другой выстрел будет мой и вы тоже под мушку станете, не уклонитесь.
Г р а ф М а к с. Светопреставление! Светопреставление! Уму непостижимо! Либо я сам рехнулся, либо весь свет с ума сошел. Меня разувайка сапожная, меня помело кухаркино на дуэль вызывает. А моя благоверная в секунданты противной стороны зачисляется. Это ли не красота картина? Но не бывать по-вашему. Крикну я сейчас своих верных слуг, свяжут они тебя и в город отвезут. А там тебя без суда за буйство повесят. А вас… а вас…
Е л е н а А р т е м ь е в н а. А нас?
Г р а ф М а к с. А насчет вас тетушке молитвеннице отпишем проточернице Федулии, чтобы вас в общину приняла на исправление.Входит Прохор , впопыхах не разобрав, что тут творится, и обращается к графине, тоже не успев толком присмотреться к ней.
П р о х о р. Виноват, что без спросу вошел, самовольно. Упредить тороплюсь… Величальщики эти. Хоть кол теши на голове, – никакого понятия. Я говорю, не велено толпой в барские хоромы. А они знай свое. Приказано миром славу спеть. Сейчас ввалятся. (Только теперь заметив, что происходит между Платоном и графом.) Господи! Господи! Да что же это такое? В своем ли ты уме, Платон! Посягнуть на своего барина! Сейчас же брось буйствовать и вались в ноги их милости, винись и оставление жизни вымаливай, – бес-де попутал. Ваша светлость, сударыня-матушка, прикажите ему опомниться. Он вас послушается.
Е л е н а А р т е м ь е в н а. Умница, Платон, молодец. Отчаянный, аховый, безрассудный! Ставь все ребром, на авось! Бейся с ним. Ты это удивительно придумал. Стреляйтесь, граф. Он вам делает честь. А то я вместо него отвечу, коли он вам не резон.
П р о х о р. Господи, святая воля твоя, не слышали бы этого мои уши, не видели бы глаза!