Люди как люди. Сборник рассказов
Шрифт:
Нинка грызла ногти, слушая ее рассказы про таинственного ночного посетителя.
Через неделю у Андреевой был юбилей – сорок пять лет.
Она впала в депрессию, но заказала ресторан и назвала двадцать человек гостей: родню, коллег и некоторых друзей.
– Михаил, – неуверенно начала она, – я буду праздновать день рождения и хочу тебя позвать. Понимаю, ты можешь отказаться, ведь мы просто общаемся…
– Танька, ты что, я приду, обязательно приду, ведь мы теперь закадычные друзья! – засмеялся он
«Что ж, прекрасно», – улыбнулась она.
– Нина, да нет же, он не идет как мой кавалер, и не вздумай это на банкете никому брякнуть! – взмолилась Татьяна, – ну, все, до завтра, не опаздывай, в семь часов.
Татьяна посмотрела на свое лиловое платье на вешалке и подумала, что оно не очень-то похоже на подиумное, но на чаше жизненных весов были или пироги, или подиумные платья. И до завтра чашу весов вряд ли удастся склонить в другую сторону.
Она перепроверила список гостей.
– Мама и папа… Игорь Иванович и три коллеги из отдела планирования… Нинка.. Ритка!
«Ритка…» – тревожно подумала Татьяна.
Ритка была ее сестрой. И она как раз сидела на чаше жизненных весов с надписью «подиумные платья». И чаша весов нисколько не накренялась, потому что Ритка весила килограмм пятнадцать, на взгляд Татьяны. Сестра работала фитнес-инструктором.
Они виделись ровно три раза в год – на рождество у родителей и на днях рождения друг друга. Ритка иногда звонила и вещала из какой-то неведомой Таньке жизни: то из ресторана, то с виллы из жарких стран, то с лошадиных скачек. «В семье не без урода», – подумалось Татьяне, но уродом как раз казалась не Ритка, а вся родня.
Она с удовольствием не позвала бы Ритку на праздник, но это было невозможно. Все-таки их отношения были добрыми.
Но даже нахождение Гусева и Ритки в одном списке уже вызывало смутную тревогу.
С тем она и уснула.
День юбилея был суматошным. Поздравления, визит к парикмахеру, организация вечера.
Наконец, в семь часов все расселись, полились приятные слова юбилярше. Нинка многозначительно подмигивала Татьяне, косясь на Гусева. Татьяна шикала на нее.
Гусев явился с цветами и подарочным конвертом, сидел среди гостей, веселился, пил и ел. И даже сплясал один танец с Нинкой, отчего та совсем разомлела и поплыла. Татьяна улыбалась.
Ритка в свойственной ей манере не явилась, хотя часы уже показывали десять.
«Это просто прекрасно», – тихо радовалась юбилярша.
Часть гостей уже разъехалась, часть развеселилась и танцевала. Андреева сидела в окружении Гусева и Нинки, они болтали и смеялись.
– Ой, Танька, кто это? – вдруг выпрямившись и протрезвев, спросил Гусев.
От досады Татьяна чуть не прослезилась – к ней через зал направлялась Ритка с букетом наперевес.
– Это моя сестрица Ритка, – сказала она, в этот миг желая выколоть Гусеву глаза.
Она как пружина шла им навстречу, казалось, даже копна ее темных
«Почему она все еще такая красивая?», – со злостью подумала Андреева.
Ритка в узком платье приблизилась к ним, вручила букет и подарок сестре, обдав запахом каких-то волшебных духов, извинилась за опоздание, кивнула Нине. Потом обернулась к Гусеву, протянула ему узкую ладонь в кольцах и браслетах и низким голосом изрекла:
– Я Марго.
«Марго?! Какая ты Марго? Ты просто Ритка!».
– Да, Миша, это моя сестра Ритка.
Но ее уже никто не слушал. Михаил тут же пригласил ее потанцевать.
Татьяна была готова откусить себе локти.
«Это что ж такое? Я с ним общаюсь месяцами, проблемы его выслушиваю, всю свою жизнь ради него переменила, обои ради него переклеила?!… А тут явилась эта черноволосая коза, и он идет за ней как баран на заклание?…».
Подвыпившая Нинка раздула ноздри, мстительно глядела на танцующих и сочувственно хлопала Татьяну по колену. Таньке от бессилия хотелось заплакать. Они с Нинкой молча уставились на танцующих.
Очарованный Гусев присел рядом на стул:
– Танька, а ты чего молчала, что у тебя есть такая сестра?
«Вот потому и молчала!».
– Да как-то речь не заходила.
– Танька, она такая… она такая… – дышал ей в ухо Гусев. Меньше всего ей сейчас хотелось слышать «какая она». Она была даже не против, чтоб он снова назвал ее «пироговой богиней». А Михаил не унимался: – Ты видела, да у нее попа как орех!…
«Бельчонок, мать твою».
Остаток вечера для Татьяны был испорчен, как был испорчен сам юбилей да и последующая ее жизнь.
Несколько недель Гусев не приезжал, но регулярно звонил, болтал по-дружески, восторгался сестрой, отчего Татьяна впадала в ступор.
– Танька, твоя сестра – огонь! – воодушевленно напевал Михаил.
«Рита-огонек… Он вообще не допускает, что он мне нравится? Зачем он мне это говорит? Ах, да, я же его друган, у которого можно переночевать и с которым можно выпить водки…».
У Таньки щемило в груди, как только она думала о Гусеве и о своей сестре, а так как думала она о них постоянно, то и щемило круглосуточно.
Зато, изменив регулярности общения три раза в год, в гости прикатила Ритка.
– Таня, как у тебя дома стало красиво… ты молодец.
«Ложка меда в бочке дегтя», – уныло подумала Андреева.
– Та-дам! – с улыбкой Ритка извлекла из сумки бутылку вина.
«Да что вы все с бухлом ко мне едете? Лицо у меня, что ли, располагающее…».
Весь вечер прошел в противном для Татьяны русле беседы – расспросы и восторги по поводу их кавалера. Танька пила вино и как робот отвечала на вопросы. Да, экономист, да, знаю с восемнадцати лет, нет, не кретин. Танька подумала, что придется вытерпеть эту повинность, потому что признаться сестре в симпатии к Гусеву не хотелось. Гусев бы тоже удивился такому повороту. У них же дружба.