Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
уже не хватило сил.
На четвереньках она добралась до порога, цепляясь пальцами за
притолоку, поднялась, вошла в сени, открыла дверь в хату. Мать, увидев
побелевшее лицо ее, ужаснулась:
– Доченько! Что с тобой?!
Хадоська с трудом добралась до кровати, свалилась. Мать испуганно
запричитала:
– Ой, горюшко ж ты мое!.. Что же это?!. Съела что плохое или что? ..
Горюшко, горе!..
Хадоська молчала. Она чувствовала, как
пустая, большая, как какие-то волны качают туда-сюда. Было почему-то очень
холодно ногам, плечам, спине, всему телу, она стала вся мелко, неудержимо
дрожать.
Мать накрыла ее сначала одеялом, потом свиткой, а холод все не отходил,
дрожь не утихала. Когда приехал из лесу, вошел в хату отец, она увидела
его словно сквозь воду и услышала словно сквозь воду: "Тебе, может, что
надо?.." Онл лишь молча повела головой.
А кровь шла и шла, и казалось, не уймется уже никогда.
И казалось, что с кровью уходит из нее и тепло и жизнь.
Закрыв глаза, на которые падал с припечка красный свет, она сквозь
дрему подумала вдруг: "Вот и конец мой подходит!.. Смерть моя!.." Подумала
– и не почувствовала ни страха, ни жалости, все было безразличным, пустым.
Только одно дошло до нее, взволновало: подавая ей какое-то зелье, мать
сказала, что, может быть, Захариху, знахарку, позвать. Хадоська как будто
ожила, подняла голову, тихо, но решительно сказала:
– Нет!
Всю долгую ночь мать не отходила от нее, укрывала, вздыхала, шептала
молитвы, давала пить зелье. Хадоська то дремала, то просыпалась, то была в
таком состоянии, когда сон и явь переплетались, теряли свои границы...
"Умру. Ну и пускай умру..." - думала она, возвращаясь к яви.
Под утро отец запряг коня, поехал за доктором в Загалье.
Они приехали, когда в окнах уже стало бело - замелькали первые, ранние
снежинки. Врач, раздевшись, погрев возле печи руки, выгнал всех из хаты.
Когда он подступил, Хадоська сначала запротивилась, но шевелиться,
говорить не могла. И не было желания говорить. Все было безразлично ..
– В Юровичи! В больницу! Сейчас же!
– сказал доктор, позвав отца из
сеней.
Когда заплаканный Игнат, Хадоськин отец, вез дочь через греблю, ему
повстречался Чернушка, ехавший из Глинищ, ог Годли. Чернушка, довольный
тем, что заботы с кофтой отпали, кончились удачно, охотно остановил коня.
– Куда это, Игнат?
– Дочка...
– Игнатовы губы горько передернулись.
– У-умирает!..
Ганна соскочила с телеги, испуганно подбежала к Хадоське.
поразилась: Хадоська лежала как в гробу. Незнакомо похудевшая, без
кровинки, словно неживая.
– Хадосечко!.. Что с тобой?!
Хадоська взглянула на нее - как бы издалека. Она не сразу узнала, но
когда узнала, ожила, ресницы шевельнулись тревожно, неприветливо. Сразу же
неприязненно закрылись.
"Глядеть не хочет!.." - поразилась Ганна.
Хадоськин отец провел рукавом по лицу, тронул коня.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Предсвадебные дни шли в хлопотливой гонке. Обдирали, рубили телку,
резали кабанчика, пекли хлеб, пироги, коржики, - жарили и варили столько,
что с непривычки от запахов становилось дурно. Все, над чем дрожали не
один месяц и что надо было растянуть до лета, быстро, на глазах, жарилось,
пеклось, ненадолго сносилось в сырой и прогнивший Чернушков погреб. Ганнин
отец днем и вечером пропадал где-то на приболотье в зарослях, в потемках
возил туда бочку с брагой, оттуда украдкой волок бочонки и кувшины с
самогоном.
Всего, что имели, хоть и подбирали дочиста, не хватало, - кинулись к
соседям, брали в долг где только можно. Не думали, глушили страх - как
потом жить, как рассчитаться с людьми; думай не думай, все равно не
выкрутишься иначе.
Пока хоть бы одну заботу сбыть с плеч - свадьбу. А там - бог даст, там
будет видно!..
Старались - лишь бы побольше всего, лишь бы хватило.
В хате полно было суеты, шуму, чада. По вечерам у Ганны болели руки и
спина, во рту ощущалась горечь, сон был дурманящий, нездоровый. От
усталости, недосыпания, чада голова была как в тумане, тяжелой. И сама
будто отяжелела, ходила, делала все без прежней ловкости, медленно,
безразлично. Отец и мачеха двигались также как заведенные, старались
больше потому, что надо было спешить: подгоняло беспокойство - не опоздать
бы, успеть вовремя...
Вечером в субботу собрали подружек молодой, ближних родственников,
посидели немного за столами. Посидели так, чтобы не тратиться особо,
просто хотели показать, что помнят "закон", чтут, и чтобы не срамиться
перед людьми - ведь у жениха уже гуляли. В воскресенье с самого утра
Чернушка стал готовить свадебный воз. Телега была не своя, одолженная, -
хорошая, на легком ходу, прочная, как раз для такой поездки. Попросить
пришлось и одного коня. Чернушка накормил его хорошо вместе со своим