Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
"Евхиму рученьку отдала!.."
3
Когда молодые с дружками, со сватами, с родственниками втиснулись в
дверь хаты, мачеха забегала, запричитала:
– Молодые наши! Женишок наш дорогой! Сваточки, гостечки! .. Садитесь,
отведайте, чего бог послал, чего с его милостью добыли!.. Чтоб посидеть
вместе, погостить при такой радости!..
– Садитесь!
– тихо сказал и Ганнин отец.
– А чего ж - и сядем!
–
– Мы не гордые, можно
сказать, для того и приехали!
Их посадили рядом, Евхима и Ганну, в угол. Гости еще долго толпились
возле лавок, залезали за столы один за другим, рассаживались. Плескался
живой, радостный говор, смех, чувствовалось, в хате царило такое
настроение, которое обычно бывает перед гуляньем, горелкой, сытной едой.
Мачеха, шумливая, помолодевшая, сгорбившийся, задумчивый отец пошли с
бутылками вокруг столов, начали наливать корцы, стаканы, одолженные в
самом Михалеве тонкие рюмки.
– За счастье молодых!
– сказал Прокоп, с грозным видом поднял корец к
черной бороде.
– Чтоб пилось и елось, чтоб всего было, чего хотелось!..
Евхим выпил сразу, опрокинул корец, пусть видят - до дна... Ганна,
словно ей горло перехватило, чуть пригубила.
– Все надо! До конца!
– первым заметил, крикнул Евхим.
Кругом зашумели, поддержали его:
– До конца! Все!..
Пришлось подчиниться, пересилить себя. Потом вскочила Сорока,
попробовала горелку, скривилась, как от полыни, стараясь перекричать всех,
заявила, что пить не может, потому что горелка горькая, и люди, давясь
едой, загудели:
– Горькая! Горько-о!
Евхим ухарски вскочил, притянул к себе Ганну. Она увидела перед собой
красное довольное лицо, будто смазанные маслом озорные глаза. На плечах ее
лежали сильные, уверенные ладони...
Когда опустилась на лавку, почувствовала, что начинает кружиться
голова. Но закусывать не стала, не хотелось. Усталыми вишневыми глазами
поглядывала на гостей, не могла отделаться от ощущения, будто видит все
это во сне. Люди за столами пили, ели, как изголодавшиеся в поле,
почему-то почти не говорили, а кричали так, что стекла дрожали.
– Евхимко, зятек мой дорогенький, - хлопотала возле молодого мачеха, -
пей и закусывай чем бог послал! Не брезгуй, Евхимко, коли что не по
душе... Чем богаты, тем и рады.
Ото всей души старались... Чтоб все хорошо было, чтоб не хуже, чем у
других людей... И вы, гости милые, дружина, кумпания вся, пейте и
закусывайте, чего кому хочется!
– А мы и пьем
– окидывал глазами дружков Евхим.
– Мы эту
работу любим! Нам лишь бы побольше - такой работы!
– Его приятели дружно
ржали.
– Только вот - молодая чего-то не ест, не пьет!..
– склонился Евхим
к Ганне.
– И так уже в голове шумит, как в дождь, - сказала, оправдываясь, Ганна.
Отец услышал, вступился:
– Неволить не надо! Каждый сам знает, сколько выпить! Сколько кто
может, пусть столько и пьет.
– Он попробовал отвести разговор от, Ганны,
сказал дружкам и Евхиму: - Которые могут, пусть пьют, не боятся. Горелка,
сказать, не покупная. Денег не тратил. Сам в кустах нацедил! ..
– А крепкая, едри ее! Жжет - хуже огня! Это не то что фабричная!
–
похвалил Ганниного отца Ларивон.
– А закуска еще лучше!
– поддержала хозяев, помня о своем долге, дружка
Маруся.
– Такое все вкусное - и жареное и печеное!
Девушки, женщины дружно закивали головами, стали хвалить еду, мачеху,
Ганну, отца - хвалить все, что нравилось и что не нравилось. Ганна слушала
это без удовольствия, знала - хвалят больше потому, что так полагается в
гостях.
Да и чему удивляться: многим такое угощенье в диковинку, дома картошка
с рассолом в радость...
Люди пьянели, и крик за столом все усиливался. Мачеха уже не
поглядывала с беспокойством на столы, на гостей, не гадала - хватит или не
хватит, - ходила неровно, пила и ела со всеми, подавала все, что было.
Ганна видела, как она подходила то к одной, то к другой, приподнимала
длинную шерстяную юбку, показывала Евхимовы сапоги, которые были уже у нее
на ногах.
– В самый раз! Как на меня шиты!
– хвалилась она Марусе.
– А кожа -
пощупай, - просияла она и, когда Маруся щупала голенище сапога, говорила:
– Кожа - крепкая, выделанная! А подошвы - как железные! .. На весь век
хватит!
Хоть каждый день носи, не сносишь! ..
Но этого было мало, счастье ее должны были видеть все - вышла на
середину хаты.
– Смотрите! Смотрите, какой подарок сделал мне Евхимко!..
– Она повела
глазами, полными счастья и слез, в сторону Евхима: - Зять мой, золотая
душа!
Тимох взял ее за руку, хотел увести в угол, но она не послушалась,
отшатнулась от него, повернулась кругом, чтобы видели со всех сторон -
какие сапоги!
– Вот получила зятька!
– В шуме и гомоне гостей мачеха, размазывая по