Люди с чистой совестью
Шрифт:
Базыма сидел на траве, склонившись над картой, рядом примостился Войцехович, на машинке выстукивающий какой-то приказ. Недалеко от палатки, под развесистым дубом сидел в генеральском одеянии, по-турецки подогнув ноги, Ковпак и мурлыкал песню. Генеральские погоны поблескивали на солнце.
Я подошел к деду поздороваться. Он, щурясь на солнце, молча кивнул мне и подал руку с двумя негнущимися пальцами. Затем продолжал тихим фальцетом:
Горные вершины,
Я вас вижу вновь,
Карпатские
Кладбища удальцо-о-ов...
и лихо присвистнув, затянул громко:
И-е-ех,
Горные вершины...
Я подошел к комиссару. Руднев молчал, не глядя на меня.
"Может быть, он сердится, что я не привез ему писем?" Я ждал. Через несколько минут он отозвал меня в сторону от штабной палатки и сказал тихо:
– Слушай, Вершигора!
– Я слушаю, товарищ генерал-майор.
– Что, еще за тебя я должен замечания получать?
Ничего не понимая, я смотрел на комиссара с удивлением.
– Нахлобучка мне была от Демьяна Сергеевича. Понимаешь?
– Не понимаю...
– "Не понимаю"!
– передразнил он.
– Вот публика! Ты что, несознательным прикидываешься? А? Будешь ты заявление писать или нет? Что, мне опять из-за тебя глазами хлопать?
У меня как гора свалилась с плеч, я даже улыбнулся.
– Товарищ генерал-майор, Семен Васильевич, вот заявление.
– Вот так бы давно. Ищи двух поручителей. Третий - я. Проси Ковпака и Базыму. Сегодня же оформим кандидатом. В рейде будет некогда.
– И уже более добродушно: - Хорош академик. Ну, поварил ты из меня воду!
Руднев поднял полог палатки и зашел в штаб.
Базыма понимающе кивнул мне и отошел с картой в глубь леса.
– Знаешь?
– спросил он многозначительно.
– Догадываюсь...
– Ковпак прямо рвется в бой. Все ту войну вспоминает.
– Пусть! Ему везет на войне. Если дедово счастье - дойдем. А как Семен Васильевич?
– Он тоже говорит - дойдем. Только нервничает немного.
– По семье скучает. А я и писем не привез.
– Эх ты! Он, когда маршрут обсуждали, сказал: "Дойти - дойдем". А потом добавил: "Прежде чем войти в эту обитель, подумай, как из нее выйти".
Базыма говорил это, улыбаясь, гордясь своими командирами.
– А где товарищ Демьян?
– Вчера проводил нас и отбыл к Сабурову. Прощались, как с родным человеком. Не так много времени - два месяца, а привыкли. И он тоже. Даже прослезился. Тебя хотел видеть. С комиссаром что-то они говорили о тебе.
– Значит, не встретимся мы с ним больше?
– С кем?
– С товарищем Демьяном. Хотелось поговорить.
– Из рейда вернешься - поговоришь. Тогда все будет по-другому.
Мы замолчали, задумавшись каждый о своем.
– А знаешь, он сказал нам, штабистам, на прощанье: "Берегите
Я улыбнулся. Так живо напомнил мне Базыма этого человека, за короткий срок своего пребывания научившего нас многому.
Начинался новый рейд отрядов Ковпака, необычайный, опасный и поэтому увлекательный и заманчивый.
Я попросил у Базымы дать мне рекомендацию в партию. Он утвердительно кивнул головой и продолжал, задумчиво вытягивая нить мысли:
– Да, может, ты прав был, дед-бородед! О киевском рейде. Как это у тебя? "Стратегической смелости не хватало". Но теперь, брат, этого не скажешь.
"Не об этом ли говорил товарищ Демьян с генералами?" - подумал я.
Базыма продолжал:
– Теперь, брат, этого не скажешь, нет!
– Вот именно. Это и есть стратегическая смелость, если уж хочешь знать мое мнение.
– Или безрассудство?
– хитро глянул он поверх очков.
– Так они же - родные сестры.
– Ну, если так: безумству храбрых поем мы славу.
– Глаза у Базымы блестели дерзостью юнца.
– Пошли, дед-бородед! Напишу поручительство.
Вечерело.
Люди отдохнули за день. Ездовые выкупали коней в реке, помылись сами и сейчас копошились у возов.
Строились роты, шныряли связные.
– Взвод маяков, в голову колонны!
– командовал Горкунов.
Быстрым шагом прошли маяки. Лесные дорожки и просеки в крупном сосняке кишели народом. Из ручейков выстраивалась огромная извилистая река колонны и, дойдя к шляху, замирала. Ветер команды колыхнул ее, и в последних лучах солнца она зарябила зыбью шапок, головами коней и тусклым блеском вороненой стали.
Руднев весело, походным маршем, шел впереди с разведротой. Побритый, подтянутый, в новой гимнастерке с генеральскими погонами, он был красив. Рядом шел Карпенко, как всегда, положив обе руки на трофейный автомат, свешивающийся на грудь. Именно тогда, глядя на комиссара, идущего во главе разведчиков и автоматчиков третьей роты, я вспомнил горьковского Данко.
"Нет, пока с нами он, мы не заблудимся и пойдем хоть к черту на рога", - казалось, говорили гордые лица этих отчаянных ребят.
Далеко на востоке, под Орлом, Курском и Белгородом, в тех краях, откуда десять месяцев назад вышли мы в рейд, заканчивалась подготовка гигантских армий к битве.
А мы шли наперерез венам и артериям врага, чтобы всеми силами помочь Красной Армии в ее титанической борьбе. Вслед за нами и другие соединения украинских партизан должны были выступить на юг.
Начался рейд украинских партизан в Карпаты. Он начался летом, во время затишья на фронте за месяц до битвы на Курской дуге.