Люси Салливан выходит замуж
Шрифт:
— Что плохого он тебе сделал? — спросила я недоуменно.
— Ничего, А что? — Настала ее очередь недоумевать.
— Почему ты обзываешь его?
— Я не обзываю. Я повторяю то, что ты сама всегда о нем говорила, — напомнила мне Меган.
— Ой. Да, может быть.
С технической точки зрения она была права: да, конечно, я всегда с издевкой и насмешкой отзывалась о Дэниеле. Но это были только слова. Я не имела этого в виду.
Недоумение Меган было вполне объяснимо. Когда она впервые увидела Дэниела, то тут же сказала, что он ей не нравится и что ей непонятно,
А теперь слова Меган неприятно резали мой слух. Мне казалось, что, слушая ее, я предаю Дэниела, а ведь только вчера он был так мил со мной и даже заплатил за ужин.
Мои размышления прервал приход Мередии и Джеда. И я забыла на время о Дэниеле, потому что Джед был ужасно смешным. Он повесил пальто на вешалку, оглядел офис, меня, Мередию и Меган, потер глаза, снова обвел все взглядом и воскликнул:
— О, нет! Какой кошмар! Значит, это был не страшный сон! Мне все это не приснилось! Я действительно здесь работаю!
Этот спектакль разыгрывался почти каждое утро.
День пошел своим чередом.
Не успела я включить свой компьютер (что означало, что время приближалось к одиннадцати), как мне позвонила мама и сказала, что она сегодня приедет в Лондон и хотела бы увидеться со мной.
Меня эта перспектива совсем не обрадовала, но она не стала слушать мои отговорки.
— Мне надо кое-что рассказать тебе, — произнесла она загадочно.
— Сгораю от любопытства, — пожала я плечами. Эти мамины «кое-что» обычно оборачивались историей о том, как у соседей украли крышку мусорного бачка, или жалобами на молочника, который не закрывал за собой калитку, или какой-нибудь еще столь же сногсшибательной новостью.
Но мне показалось странным, что моя мать собралась в Лондон. Она никогда не ездила в город, хотя жила всего в двадцати милях от центрального района.
В двадцати милях и пятидесяти годах.
Мне не хотелось встречаться с ней, но я чувствовала, что должна: ведь мы с ней не виделись с начала лета. Хотя вины моей в том не было: я приезжала к ним еще не раз — ну как минимум один или два раза, — однако дома заставала только папу.
Мы договорились вместе пообедать.
— Жди меня в пабе через дорогу от моей работы в час дня, — сказала я, чем привела ее в ужас.
— Что подумают люди? — воскликнула она, вообразив себя сидящей в одиночестве в питейном заведении.
— Не волнуйся, — вздохнула я. — Я приду туда первой.
— Все равно, — паниковала она. — Значит, ты будешь сидеть там одна, молодая женщина…
— Ну и что? — фыркнула я, собираясь рассказать ей, что я всегда хожу в пабы одна. Но вовремя остановилась, а то бы она начала завывать в духе: «Что за дочь я вырастила!»
— Может, есть другое место, где можно выпить чаю, — предложила мама.
— Ну
— Надеюсь, не слишком шикарное, — тревожно предупредила она, боясь, что ей придется выбирать из пяти вилок. Но я бы ее в такое место не позвала, потому что сама чувствовала себя неуверенно в подобных ситуациях.
— Не слишком, — заверила ее я. — Там все по-простому, не переживай.
— А что там подают?
— Обычную еду, — сказала я. — Сандвичи, запеканки.
— И «Блэк форест гато»? — спросила она с надеждой в голосе. Она где-то слышала про этот шоколадно-вишневый десерт.
— Вполне вероятно, — ответила я. — Или что-нибудь очень похожее.
— А там надо покупать чай у прилавка или…
— Просто сядь за столик, а к тебе подойдет девушка и спросит, что ты будешь заказывать.
— И я могу просто войти туда и сесть куда хочу, или надо…
— Подожди, пока они не покажут тебе, куда сесть, — посоветовала я.
Когда я прибыла в кафе, моя мать уже была на месте. Она явно смущалась и сидела с таким напряженным, виноватым видом, как будто считала, что у нее нет никакого права тут находиться. Нервно улыбаясь, она прижимала сумочку к груди маленькими натруженными руками, потому что все знают — в Лондоне полно уличных воришек.
Мне показалось, что она немного изменилась — чуть похудела и помолодела, что ли. И, как ни странно, Питер был прав: с волосами она действительно сделала что-то новое. С неохотой я признала, что новая прическа ей идет И было что-то необычное в ее одежде… я никак не могла понять что. Ага, вот в чем дело: мама была хорошо одета.
И в довершение всего — красная губная помада. Моя мать никогда не красила губы, только на свадьбы. И иногда на похороны — когда ей не нравился тот, кого хоронили.
Я уселась рядом с ней за столик, натянуто улыбнулась и приготовилась узнать, что же она хотела рассказать мне.
Глава шестьдесят вторая
Она уходила от папы.
Вот что она хотела рассказать. (Хотя вряд ли она хотела рассказывать об этом, более точным словом здесь было бы «осознавала необходимость».)
От этого известия меня затошнило. У меня, правда, хватило внутренних сил на то, чтобы удивиться: почему моя мать, так ненавидевшая расточительство, объявила о своем решении только после того, как я заказала сандвич?
— Я не верю тебе, — прохрипела я, усиленно ища в ее лице признаки того, что она шутит. Но вместо этого я увидела, что она подвела глаза карандашом и довольно криво.
— Мне очень жаль, — смиренно склонила она голову.
У меня было ощущение, что мой мир разваливается на куски, и это озадачило меня. Я-то считала себя независимой женщиной двадцати шести лет, которой не было никакого дела до сексуальной жизни ее родителей, если у них таковая имелась. А на поверку все оказалось совсем не так, и вот я сидела, испуганная и рассерженная, реагируя на предстоящий развод родителей, как четырехлетний ребенок.