Мадам Хаят
Шрифт:
Я вышел. Раньше я любил одиночество, но теперь чувствовал, что устал от него. Я бродил по улицам. Мне казалось, всему городу наскучило одиночество. К вечеру я вернулся в свою комнату. Немного почитал словарь мифологии, где боги похищали, «заворачивая в облака», тех, кого хотели спасти, и я задумался: похитят ли они меня тоже, или, может, жители деревни возьмут меня с собой на гулянье? Я заснул, размышляя об этом. Проснулся с чувством тревоги, что опоздаю, но до съемок еще было время. Прогулочным шагом я направился к телецентру.
Программа только
Коротко стриженная певица в черно-желтом платье игриво напевала со сцены, а мадам Хаят танцевала со всеми, но красивее всех и наслаждалась этим больше всех. Ее тело покачивалось в такт музыке.
В перерыве мадам Хаят подошла ко мне.
— Как дела, Антоний?
— Спасибо, я в порядке. Как вы?
— Все хорошо, давай выйдем.
Мы вышли в заполненный людьми коридор и сели рядом на двух стульях.
— Давай поужинаем после шоу, — сказала она.
— Давайте, — сказал я.
Тут же наступила тишина, и толпа умолкла, расступаясь. По лестнице спустился мужчина в костюме, среднего роста, широкоплечий, с нахмуренными бровями, а за ним следовали две высокие фигуры в темной одежде. Проходя мимо, он увидел мадам Хаят и сказал:
— Как жизнь, Хаят?
— В порядке. Как твои дела?
Оба приветствия прозвучали так отстраненно, что я подумал: такую дистанцию можно увидеть только между людьми, которые когда-то были очень близки. Странное противоречие между их приятельским обращением друг к другу и отстраненностью в их голосах могло существовать только между людьми, которые разделяли очень интимные моменты и позже закрыли эту тетрадь. Я уловил это, сам не зная как. Не нужно было обладать мудростью или опытом, чтобы увидеть такие вещи, это был совершенно особенный способ приветствия, и он сразу бросался в глаза.
Больше они ничего друг другу не сказали. Мужчина с сопровождающими прошел мимо.
— Кто этот человек? — спросил я мадам Хаят.
Она холодно произнесла:
— Держись от него подальше.
Я понял, кто нашел для мадам Хаят эту работу. Меня заполнил гнев, причину и цель которого я не мог до конца понять.
Когда съемка закончилась, я подождал, пока мадам Хаят переоденется. Мы вышли вместе.
— Я пришел пешком, — сказал я, — твоя машина припаркована возле моего дома. Можем сходить за ней вместе, или я пригоню ее сюда.
— Пускай там и стоит, — сказала она, — мы не сможем найти парковку ночью, не будем заморачиваться.
— Если хочешь, можем поесть дома, — предложила она после недолгой прогулки, — я что-нибудь приготовлю. Или ты хочешь пойти в ресторан?
— Давай поедим дома. — Это прозвучало немного обиженно, словно
Мы взяли такси. В большой колбасной лавке в начале склона, ведущего к дому мадам Хаят, горел свет. Она остановила такси.
— Пошли, — сказала она, — возьмем что-нибудь здесь, не будем возиться с готовкой.
Продавец поприветствовал нас:
— Добро пожаловать, мадам Хаят. Как поживаете?
— Спасибо, вы в такой поздний час работаете?
— Жду привоза товара, вот и не стал закрываться. Вдруг покупатель придет в это время.
— Как идут дела?
— Застой, прежних заработков уже нет, денег у людей мало, а у кого остались, не спешат тратить: все боятся завтрашнего дня.
Стало совершенно ясно, что мадам Хаят не из пугливых: язык, венгерская салями, бастурма, говяжья ветчина, оливье, соленья, хумус, фаршированные мидии, бутылка хорошего вина… Она жадно скупала все. Получился огромный пакет, мне было трудно его нести.
— Мы осчастливили лавочника, — сказал я.
Она взглядом спросила, что я имею в виду.
— Продавец сказал, что все боятся тратить деньги, а вы, очевидно, нет.
— Я не люблю бояться, мне надоедает страх.
— Без денег очень тяжело…
— Я знаю, что такое безденежье, Антоний. Когда есть деньги, живется так, словно деньги есть, а когда их нет, живется так, словно денег нет. Жить так, будто у тебя нет денег, когда они у тебя есть, так же глупо, как жить, словно ты при деньгах, когда их нет. Мы подумаем об этом, когда деньги закончатся. А сейчас они есть, так давай наслаждаться.
— Не поздно ли будет думать, когда денег не останется? Бывают же и финансовые трудности.
Мы подошли к двери ее дома. Она взглянула на меня с насмешливой улыбкой.
— Ты хочешь, чтобы мне было страшно?
— Да.
— Почему?
— Хорошо быть немного испуганным.
Она стала серьезной.
— Страх — это всегда плохо.
Потом она снова улыбнулась.
— И ты не бойся, Антоний… В жизни нечего бояться… Жизнь больше ни на что не годна, кроме как жить. Глупо пытаться копить жизнь, откладывая все на потом, как делают скупые люди. Она не накапливается, потому что… Даже если ты ее не тратишь, она расходуется сама собой.
Выходя из лифта, она, смеясь, сказала:
— Если бы мир сейчас содрогнулся, ты увидел бы, что он — пустыня, а деньги превратились бы в песок.
Я почувствовал запах лилий. Войдя в дом, она сказала:
— Ты садись, я переоденусь.
Она надела тонкое пляжное платье на бретельках и черные босоножки. Я мог сказать, что она была обнажена в этом платье, поскольку ее грудь и бедра свободно двигались под тонкой тканью. Я вдруг забыл о страхе, деньгах, мире, и весь мой разум заполнился провокационными воспоминаниями о нашей прежней жизни. Жизнь ни на что не годится, кроме как жить, и было только одно, что я хотел прожить в тот момент, и я все бы отдал, чтобы прожить этот момент так, как я того хотел…