Маг
Шрифт:
– Неужели нет средства помочь тебе?… Пять тысяч лет без сна – это ведь полное безумие… – Эта фраза вырвалась у меня совершенно непроизвольно. Я просто не мог себе представить существо, способное такое выдержать. И вдруг притихший бас задумчиво пробормотал:
– Вообще-то он сказал, что средство есть… но я его не знаю…
– А давай я попробую тебе помочь… – неожиданно предложил Данила.
– Ты!!! – Бас был потрясен. Два багровых фонаря кинулись с высоты вниз и остановились в нескольких сантиметрах от лица Данилы, слабо осветив его светловолосую голову и немигающие глаза. Через секунду они вернулись на место и раздался нервный смешок: – Ну попробуй…
Данила
– Какое странное заклинание, – проворчал рокочущий бас, и мне показалось, что темнота перед нами сгустилась еще больше и приобрела нечеткий, размытый контур. Тревожный багровый свет, мерцавший в вышине над нами, несколько приспустился и притух. А Данила продолжил уже довольно окрепшим голоском:
– Месяц на небе блестит, Месяц в окошко глядит, Глазки скорее сомкни, Спи, моя радость, усни! Усни… усни!…И в этот момент огромные багровые «глазки» закрылись, и из растворившейся тьмы, превратившейся в обычный полумрак, выплыла черная бесформенная груда, которая медленно, но неуклонно истаивала, все четче обрисовываясь на посветлевшем полу пещеры. Голосок Данилы выровнялся и окреп, а я подумал, что не раз слышанный мной в детстве по радио солист хора мальчиков Сережа Парамонов и в подметки не годился моему маленькому другу.
– В доме все стихло давно… В погребе, в кухне темно… Дверь ни одна не скрипит… Мышка за печкою спит… Кто-то вздохнул за стеной… Что нам за дело, родной?… Глазки скорее сомкни… Спи, моя радость, усни!… Усни… усни!…И в этот момент мы услышали храп. Чернильная тьма, окружавшая нас, медленно рассеивалась, в подсвеченном вьюжным днем полумраке мы ясно разглядели, что на каменном полу пещеры лежало небольшое лохматое тело обычного… демона. Потертая седовато-бурая шерсть на голове не скрывала небольших рогов, один из которых был к тому же сломан, сквозь грязную облезлую шкуру явственно проступали ребра, передние лапы были подвернуты под туловище, а задние, вытянутые и покрытые грязной шерстью, слабо вздрагивали. Левое копыто было грубо, неряшливо пробито, и сквозь отверстие продернуто толстое бронзовое кольцо, от которого тянулась не менее толстая цепь, исчезающая в гранитной стене. Я потянул Данилу прочь, но он уперся и продолжал петь…
– Сладко мой птенчик живет: Нет ни тревог, ни забот…При этих словах и при взгляде на лежащего демона я чуть не расхохотался в голос, но вовремя взглянул на вдохновленное личико солиста и сдержался.
Вдоволь игрушек,«Да уж, – подумал я про себя. – Поистине, вдоволь…»
Все-то добыть поспешишь… Только б не плакал малыш!… Пусть бы так было все дни!… Спи, моя радость, усни!… Усни… усни…Данила, закончив долгую ноту, умолк, а демон вдруг тоненько застонал во сне и перекатился на другой бок, открыв всеобщему обозрению давно не мытую морду с мокрым бледным пятачком. Крепко закрытые глаза нагноились, а через забитые ноздри с сопением и похрапыванием вырывалось зловонное дыхание.
– Мама мне всегда говорила, что перед сном и утром надо чистить зубы, – тихо прошептал Данила. – А не то вот так же изо рта будет вонять.
– Слушай, как здорово у тебя получилось, – с восхищением прошептал я.
– Я когда был совсем маленький и не хотел ложиться спать, мама мне говорила: «Сейчас я тебе спою волшебную песенку…» – и пела. Я сразу засыпал… – Я почувствовал в его голосе подступающие слезы, положил ему на плечо руку и ласково потянул его прочь.
Мы на цыпочках обошли спящую нечисть и направились в дальний угол пещеры. Там было достаточно темно, но это была вполне естественная темнота, усиливающаяся по мере удаления от входа. Я решил не зажигать света, чтобы не потревожить сон нашего бессонного друга, и первым двинулся в темноту, придерживая Данилу несколько сзади.
Пол постепенно, но плавно понижался, становилось все темнее. Уже подходя к темному углу пещеры, я почувствовал на своем лице слабое дуновение теплого ветерка и подумал: откуда в этом снежном царстве может быть тепло?
Но удивиться я не успел, моя левая нога скользнула по гальке, покрывавшей пол, правая подогнулась, и я повалился на спину, соскальзывая в глубь темноты. Хорошо, что на мне был надет мой плащ из белой волчьей шкуры, упав, я здорово приложился головой, но череп, служивший капюшоном, смягчил удар. Я выпустил Данилину ладонь и загребал руками, пытаясь хоть за что-то зацепиться, однако предательская воронка, в которую стремительно сворачивался отполированный гранит пола, беспощадно затягивала меня в глубину.
Вскоре она превратилась в узкую трубу с совершенно гладкими, буквально отполированными стенками, по которой мое тело, закутанное в шкуру, неслось, как боб по трассе бобслея. Этот скоростной заезд на собственной спине продолжался несколько коротких минут, наконец меня вынесло в открытое, достаточно освещенное пространство огромной пещеры, и я приземлился на просевшую подо мной горку обкатанного гравия. Я поднялся, растерянно озираясь, и тут же услышал быстро приближающийся сверху голос Данилы:
– Дядя Илюха-а-а… я за тобой еду-у-у… Через мгновение черная дыра в стене выплюнула Данилу, но я успел подхватить мальчишку на руки и уже вместе с ним снова повалился на кучу гравия.
– А я сразу за тобой прыгнул… – радостно сообщил он мне, едва поднявшись на ноги.
Мы огляделись. Нас окружали бурые неровные стены огромной пещеры, исписанные прожилками и вкраплениями различного цвета пород и руд. Они сплетались в замысловатый узор, выписанный вопреки всем законам орнамента и колористики. Посредине пещеры был сложен довольно грубый, сделанный явно на скорую руку очаг, в котором тлели слабые, присыпанные серым пеплом угольки. Я наклонился и поднял несколько камешков из кучи, на которую мы с Данилой приземлились.