Магия и кровь
Шрифт:
— Значит, обниматься и целоваться одновременно нам не светит?
Люк пожимает плечами и снова подается ко мне:
— Возможно, я передумаю.
Я покрываю свою половину расстояния, и мы целуемся во второй раз за день. На этот раз получается иначе — не так медленно, зато уютно. Со вкусом острого соуса.
У меня выдался прекрасный день — впервые с тех пор, как Мама Джова задала мне свое задание.
Глава двадцать шестая
Когда я на следующий день выхожу из автобуса в Порт-Кредит, ноги бухают по тротуару
Меня рывком выдернули из сладостного тумана, где я целовалась с Люком, и грубо напомнили, что это его я должна убить. Предки для разнообразия благоволили мне, и к тому времени, когда я встала, Кейс уже ушла. Так что мысли крутились у меня в голове без свидетелей.
Я подставляюсь под сканер и проскальзываю в ворота особняка Дэвисов. В доме у них все как в бродячем цирке: кто одет, кто еще нет, кругом мелькают наряды — голубой металлик, ослепительное серебро. Семья Дэвисов уже много лет выступает на Карибане, у них своя группа — «Островитяне». Не говоря уже о том, что из года в год именно они завоевывают титул Короля и Королевы карнавала, хотя в нем участвует множество групп, и все на роскошно украшенных передвижных платформах. А сейчас Дэвисы лихорадочно доделывают костюмы.
И именно сегодня они проведут обряд, защищающий участников Карибаны.
Все это время, пока я работала над своим заданием, у меня перед глазами была только одна семья, способная на убийства, — и я рассчитывала, что буду брать пример именно с Дэвисов. Все думала, как же они это делают. Как же я буду это делать. Сегодня у меня будет возможность лично поприсутствовать при убийстве и с близкого расстояния понаблюдать над тем, чего хочет от меня Мама Джова.
Если я никогда не смотрела смерти в лицо, нечего и рассчитывать, что я сама смогу кого-то убить.
Не говоря уже о том, что Дэвисы умеют заметать следы. Джастин, возможно, уже заподозрил, что я имею какое-то отношение к тому, что Джурас теперь в больнице. Если что-то произойдет с Люком и Джастин поймет, что это как-то связано со мной, он явно не станет сидеть сложа руки.
Я должна не просто быть способной на убийство — надо еще и не попасться. Это единственная причина, по которой я здесь.
В животе становится нехорошо, дыхание учащается. Карибана неумолимо надвигается.
Осталось восемь дней.
— Вайя! Что ты здесь делаешь?
Я разворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с Топазом. Его кудри убраны под гигантский головной убор, голубой с серебром, а в остальном он голый, не считая крошечных серебристых шортиков. Узнаю этот костюм — я украшала его блестками.
Топаз смотрит мне за спину:
— Ты что, одна? Ты, наверное, ищешь Алекс?
Я сую руки в карманы своих шортов, но это напоминает мне о Люке, поэтому я вынимаю руки.
— Мне нужен Йохан.
— Папа? А что случилось?
— Ты не знаешь, где он?
Наверняка Топаз заметил, что я уклонилась от ответа, но напирать не стал. За это я и люблю его больше прочих Дэвисов. Он не сует нос в твои дела.
— В мастерской, командует.
— Спасибо. — Я мучительно пытаюсь вспомнить, где у них тут мастерская.
Глаза
Я нахожу мастерскую с первой попытки — туда постоянно вбегают люди, а потом выбегают обратно. Она просто огромная. Три ряда по шесть швейных машинок, и на каждой кто-то строчит со скоростью, какой без волшебства нипочем не добиться.
Я вижу Алекс и вздрагиваю. После всего, что ей рассказали в понедельник о тете Элейн, я уж точно не ожидала увидеть ее здесь в пятницу — а вот же она, сидит и прилежно шьет. Наверное, у нее шестое чувство — едва я бросаю на нее взгляд, как она вскидывает голову, и ее брови, покрытые гелем с блестками, так и лезут на лоб.
В ее глазах читается напряжение. Я не знаю, в чем дело, — то ли ей тяжело находиться в этом доме теперь, когда она знает, что сделал Йохан с ее мамой, то ли все потому, что мы с ней не успели с начала недели по-настоящему поговорить. А может, и в том и в другом вместе. До того как я получила задание, я привыкла, что мы болтаем каждый день, но теперь вот до чего мы дожили — за неделю едва обменялись парой слов. Я даже не зашла узнать, каково ей после всего.
— Ты что, перебрала ромового пунша? Только посмотри на это! — разносится по комнате голос Йохана, который стоит перед какой-то женщиной и машет у нее перед носом лифчиком от бикини. Он перехватывает мой взгляд, я шагаю в его сторону, а он поднимает палец: — Минуту!
Алекс так пристально смотрит мне в спину, что у меня мурашки бегут по коже. Мне никогда в жизни не было неловко разговаривать с ней, но теперь я еле волочу ноги — так давит на меня груз вины. Надо было рассказать о тете Элейн сначала ей, а уже потом вываливать все при остальных. При этом мне до сих пор обидно вспоминать, чт? она сказала обо мне на показе: как выяснилось, она совсем в меня не верит. Я останавливаюсь перед ней, ее машинка замедляется и замирает.
Я поднимаю руки — мол, сдаюсь.
— Ты здесь.
— Ты тоже.
Потом мы молчим, пока я не выпаливаю:
— Я должна была рассказать тебе первой все, что знаю о тете Элейн, а уже потом говорить остальным. Она твоя мама. Просто… я не подумала, и все пошло криво.
— А я зря наговорила тебе всякого на показе, — отвечает Алекс. — Я понимаю, задание у тебя не из простых, а я в результате стала ныть, что боюсь потерять дар, хотя знаю, что от тебя теперь зависит жизнь Иден, и это, наверное, самое ужасное, с чем тебе приходилось иметь дело за всю твою жизнь.
Мы молча глядим друг на друга, переваривая сказанное. Потом Алекс встает со стула, и я буквально валюсь в ее объятия.
— Ладно, ладно, не распускай нюни, — велит Алекс, и я ее отпускаю. — Теперь у тебя все лицо в блестках.
Она со смехом вытирает мне щеку. Я тоже смеюсь, чтобы не плакать; комок в горле немножко рассасывается.
— Блестки — это красиво. Тебе как тут, нормально? — спрашиваю я после паузы.
Алекс плюхается обратно на стул.
— Она сама его попросила. Это было ее решение. — Она смотрит мне в глаза. — А я учусь тому, что трудные решения никогда не принимают с легким сердцем. Если бы он отказался, ей пришлось бы искать кого-то другого. А он хотя бы сделал все как положено.