Магия и кровь
Шрифт:
Я это знаю, потому что в последний раз, когда обряд не удался, Йохан потерял свою младшую дочку Сапфиру. Помню, как слезы катились по его гладким щекам, когда ее прах развеивали по ветру в день похорон.
В тот год на Карибане завязалась драка, вызвали полицию. Три человека погибли. Двое попали под машину, когда полиция согнала их с тротуаров, а третий умер от полученных в драке ранений. Вообще-то полицейские могли бы разогнать толпу и включить мигалки, чтобы довезти его до больницы, но этого не произошло.
Остаток дня я сижу в комнате напротив мастерской и жду, когда начнется обряд. Какие ножи они возьмут — острые, чтобы легче было резать, или, наоборот, тупые, так что придется налегать со всей силы, чтобы пронзить кожу жертвы?
И кто тот человек, которого они убьют? Будут ли родные горевать по нему? Я дрожащим пальцем листаю ленту, представляя себе, как мои родственники истекают кровью во имя магии.
Перед глазами вспыхивает сообщение от Люка:
Джурас пришел в себя. С речью пока не очень, но Джастин подключил к делу лучших врачей. Он поправится.
Я прижимаю подбородок к груди, обхватываю коленки.
От меня никакого толку, один вред.
Отстукиваю ответ:
Рада слышать. Ты как?
Ничего. Думаю про всякое.
Про всякое?
Может, я неправ? Может, я отпугивал от себя таких, как ты, — тех, кто ничего от меня не хочет? Может, теперь у меня повысится рейтинг?
Не попробуешь — не узнаешь!
Телефон выскальзывает из пальцев. Не могу я больше ничего писать.
Люк ошибается. Кое-чего я от него хочу.
Я хочу отдать его жизнь за жизнь моей сестры. Сколько бы я ни мечтала о том, чтобы он жил дальше.
На этом диване чем дольше сидишь, тем уютнее становится. Я уже тону в коричневой замше, когда приходит Рубина и плюхается рядом со мной. После нашего разговора с Йоханом прошло несколько часов.
— Мне уйти? — спрашиваю я.
— Не-а, сиди-сиди. — В ее глазах-геномодах вспыхивают рубиновые искры, под стать имени. — Папа говорит, ты придешь сегодня на обряд. Я думала, Томасы занимаются только чистой магией.
Я еще глубже тону в подушках.
— Они — да. Только я, наверное, нет. С некоторых пор. И я только посмотреть. — Я показываю на трекер у нее на запястье. — Как там твоя Ньюген-пара?
Да, я знаю, крайне
Рубина прикусывает губу:
— Сначала все было нормально. Моим партнером оказался стажер из «Ньюгена».
— Что?!
Рубина делает такое лицо, будто считает меня самым черствым куском пересушенного шоколадного бисквита, с которым только сталкивала ее жизнь.
— Стажер. Наверное, там хотели, чтобы стажеры участвовали в проекте.
Чтобы дочери двух самых высокопоставленных семей чернокожих колдунов оказались идеальными парами для двух стажеров «Ньюгена» по чистой случайности? Да не может такого быть.
Интересно, Люк об этом знает? Нет. Джастин часто скрывает что-то от него. Вот и это скрыл.
Но зачем ему втягивать сюда Дэвисов? Джастину требовались способности тети Элейн менять гены, но такого дара нет больше ни у кого из нас, и могут смениться поколения, прежде чем он снова проявится в семье. А Дэвисы, конечно, с нами в родстве, но этого, скорее всего, мало, чтобы получить ее дар. Что за игру ведет Джастин?
Рубина пристально глядит на меня:
— Зачем тебе смотреть обряд?
Кажется, я и правда так себе специалист по смене тем.
— Ну, это… мне надо.
Меня так и тянет объяснить, но я сдерживаюсь.
— Чем больше их проводишь, тем легче, — говорит Рубина.
Я буравлю глазами точку на полу у себя под ногами и больше ничего не вижу. Сдвигаю коленки, чтобы не тряслись, и стискиваю зубы, чтобы не заорать: «Как такое может быть легко?!»
Дверь распахивается, и входит Алекс. Она дергает подбородком в сторону Рубины:
— Не оставишь нас поговорить? Всего две минуты.
Рубина тяжело вздыхает — ее уже второй раз за день выставляют за порог, — но все же уходит.
Макияж у Алекс весь поплыл. Наверное, из-за того, что в мастерской так жарко. Она вручает мне стакан. Жидкость в нем желтая, как солнце на закате. Себе она тоже взяла.
Я отпиваю. Сначала на меня накатывает волна сладости, потом — горечи, от которой я морщусь:
— Что это?
— Ромовый пунш. Выпей весь. Поможет продержаться.
Да чтоб мне стерло ленту. Почему я решила, что Алекс ни о чем не догадается? Особенно после того, как я развязала язык в мастерской.
— Ты все знаешь?
— Я все знаю.
— И…
Я прячусь за стаканом, отпиваю еще. Лучше бы налили просто сока. Как только мама с тетей Мейз глушат ромовый пунш литрами?
— Я же говорю, иногда надо принимать трудные решения, — отвечает Алекс. — Я в понедельник не просто так болтала, я правда думаю, что ты из нас самая сильная.
Сама не знаю, верю ли я ей, но я благодарна за такие слова.
— Я не хочу это делать. Это задание.
— Я понимаю.
— Но мне придется.