Магия торжествует
Шрифт:
Джули вернулась с листом бумаги и карандашом.
— Откуда мы узнаем, кто ее отправил? — спросил Дерек. — Зачем объявлять войну и не называть себя?
Эрра повернулась ко мне.
— Ты видела посланника?
— Нет.
— Если мы подождем достаточно долго, то узнаем, — сказал Кэрран, его взгляд потемнел.
— Они сделали подпись, — сказала Джули.
Все посмотрели на нее.
— Коробка светится синим, — сказала она, рисуя. — На крышке более светлый синий символ. Она подняла бумагу. Два круга,
— Алхимический знак мышьяка? — Я нахмурилась. Это не имело смысла.
— Это также может быть астрологическим символом противостояния, — пробормотала Джули.
Я взглянула на тетю. Эрра моргнула.
— Изур?
— Что такое Изур? — спросила Джули.
Эрра опустилась во двор, где первые звезды усеяли темнеющее небо, и указала в направлении Большой Медведицы.
— Изур, звезда-близнец.
Глаза Джули загорелись.
— Не делай этого, — сказала я ей.
Она протянула руки.
— Инопланетяне.
— Нет.
— Да ладно, почему это не могут быть инопланетяне? О-о-о, может, вся твоя семья инопланетяне.
Я повернулась и пошла обратно в дом.
— Куда ты идешь? — окликнул меня вслед Дерек.
— Мне нужно выпить.
Я вошла на кухню. Конлан все еще лежал на подушке. Все еще в полуформе. Передо мной мелькнуло искалеченное тело Джули на грани комы, наполовину человека, наполовину животного, запертого на больничной койке, накачанного успокоительными, потому что в тот момент, когда Дулиттл прекращал накачивать ее успокоительными, она превращалась в лупу.
Холодная и острая тревога пронзила меня где-то внизу живота.
Я рывком открыла бутылку сангрии, налила стакан и выпила ее залпом.
В дверь вошел Кэрран. Он двигался в полной тишине. Если бы мое периферийное зрение было хуже, я бы никогда не узнала, что он здесь. Он обнял меня и притянул к себе. Я прижалась к нему, чувствуя тепло его тела. Я так скучала по этому. Я скучала по нему.
Он вдохнул аромат моих волос.
— Что случилось? — спросил он тихим голосом.
— Что, если он не сможет превратиться обратно?
— Он превратится обратно. Для него это был волнующий день. У него прут гормоны. Он сожжет их во сне. — Кэрран поцеловал мои волосы.
— А что, если он этого не сделает? Моя кровь сильнодействующая, и концентрация Lyc-V в его крови зашкаливает. Что, если он взбесится?
Кэрран повернул меня к нашему сыну, прижимая к себе. Его голос был спокойным и успокаивающим.
— Такого не будет. Посмотри на него. Он пропорциональный. Посмотри на его челюсти. Они подходят друг другу, они хорошей формы. Длина его ног и рук идеальна. Он сделал это инстинктивно. Он не сопротивлялся, он просто сделал это. От лупы исходит вонь. От него пахнет чистотой.
Он потрепал меня по плечам.
— Он укусил Андреа. Он
— Он был напуган. Это хорошо.
Это успокоило.
— Лупы не пугаются.
— Нет, не так. Они нападают вслепую. Взрослые могут быть хитрыми, но когда дети беснуются, они становятся дикими. — Он снова поцеловал меня. — Видела бы ты его в лесу. Он плескался в ручье. Он везде лазил, все обнюхивал, будто кто-то снял с него поводок. Он наш ребенок. У него это есть.
Мы стояли вместе, прижавшись друг к другу, и смотрели, как спит наш сын.
— Андреа назвала меня долбанутой мамашкой.
— Андреа иногда нужно заткнуться к чертовой матери.
— Мне не с кем себя сравнивать, — сказала я ему. — Я не знала свою маму, а Ворон не был образцовым отцом.
— Малышка Би — прекрасный ребенок, — сказал Кэрран. — Но она буда. Она пахнет как гиена-оборотень, она ведет себя как гиена-оборотень, и другие гиены-оборотни точно знают, кто она такая.
— К чему ты клонишь?
— Там нет сюрпризов. Он, — Кэрран указал на Конлана, — полон сюрпризов. Это будет весело.
— Я не хочу, чтобы у него закончилось детство как мое. — Откуда это вообще взялось?
В голосе Кэррана проскользнул намек на рычание.
— У него есть я и ты. Он не закончит так, как мы, и мы не закончим так, как наши родители. История не повторится. Я этого не допущу.
История имела обыкновение переворачивать самые продуманные планы, как взбесившийся бульдозер.
— Знает ли он, что я его мама, когда он в своем зверином обличье?
— Да. Я знал, что мои родители — это мои родители.
— Но знает ли он?
— Он узнал во мне своего отца.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я сказал ему остановиться, и он остановился.
— Может быть, он просто думал, что ты больший лев.
— Поверь мне, он знает нас. Наш запах, звук наших голосов. Он знает, что мы его родители.
Он знал, кто я, он знал, кто такой Кэрран. Хорошо. У меня получится. Раньше я делала вещи посложнее.
Зазвонил телефон. Я подняла трубку.
— Да?
— Добрый вечер, — произнес знакомый голос. Роберт служил начальником службы безопасности Джима. Сегодня что не событие — то подарок. Я включила его на громкую связь.
— Что я могу для тебя сделать?
— Я так понимаю, ты в курсе ситуации в Серенбе?
Слухи распространились быстро.
— Да.
— Есть возможность пообщаться?
— Зачем? — спросил Кэрран.
— Родители Карен Иверсен владели домом на этой улице.
Я понятия не имела, кто такая Карен Иверсен.
— Клан шакалов, — подсказал мне Кэрран. — Родители — люди. Она в первом поколении.
Оборотень видимо напал на Карен Иверсен, и она пережила это и стала оборотнем. Такое случалось достаточно часто.