Магнолия Паркс

Джесса Хэйстингс

Тогда мы были ближе к тому, чтобы снова быть вместе, чем за все время, с тех пор как разошлись, и я чувствовала себя действительно счастливой, а когда осознала это, то испугалась. Испугалась, что Би Джей снова наломает дров.

Поэтому, когда он позвонил и пригласил меня в Raffles, я отказалась. Не понимала, как обращаться с ним после всего, что произошло прошлой ночью (когда он держал меня за руку, обнял перед сном, когда я убирала волосы с его лица). Не знала, как разобраться во всем, как понять, движемся ли мы вперед, когда мы вместе.

А

потом сидела в своей комнате и скучала по Би Джею, жалела, что он не рядом, была расстроена, что он там без меня. Поэтому решилась на ответственный шаг, как положено взрослому человеку, — пойти туда, найти его и открыться ему. Сказать, что мне нравится держаться за руки и я хочу делать это вовек, мне было хорошо, когда он обнимал меня, чтобы я уснула, и это был самый крепкий сон без таблеток за три года.

А когда я смахнула волосы с его лица, то почувствовала такую страсть к нему, чего не было ни с одним человеком, с тех пор как мы разошлись.

Поэтому я надела своё розовое мини-платье с квадратным вырезом от Balmain и замшевые сапоги на шпильке от Casadei и поехала в Raffles, а когда зашла туда, первое, что увидела, — ту отвратительную девку верхом на нем.

И Би Джея. Он откинулся на спинку, закрыл глаза и наслаждался каждой секундой, целиком поглощенный этим... взяв ее за талию и сжав ее чёртовы бедра. Так он ведет себя, когда меня нет рядом?

Таким он был в ту ночь, когда все пошло наперекосяк?

А потом Би Джей видит меня и бросается ко мне, однако у меня все поплыло. Ничего не вижу, кажется, у меня паническая атака, все тускнеет. Музыка постепенно стихает, хотя это невозможно, ведь мы в клубе. Может, просто шум в ушах ее приглушает? Меня сейчас вырвет? Мои глаза налились слезами?

Тогда мир тускнеет. Наши взгляды пересекаются.

И между нами непроницаемое стекло. Мы не можем прикасаться, мы не можем общаться, да и говорить тут нечего, он лишь кричит сквозь стекло «скучаю по тебе», а я отвечаю «я тоже», и он восклицает «мне жаль», а я говорю, что «этого недостаточно». Наши лица застыли в безнадежной любви, но этого не может быть, потому что я его уже не люблю. Я не могу.

Момент проходит. Стекло опускается.

— Ты мне противен, — выплевываю я и мчусь к бару, надеясь, что он даст мне чувство безопасности, и он действительно даёт, больше, чем если бы я просто ушла.

Потому что, если я уйду, он побежит за мной. Если я останусь здесь, по крайней мере, между нами будут другие люди.

Между нами всегда кто-то есть.

Би Джей уставился на меня с другого конца зала, но я не желаю смотреть ему в глаза. Они кажутся грустными. Он пьяный в стельку. Смотря на меня, берет бутылку Patron, зубами вынимает пробку, выплевывает его на пол и пьет прямо из горла, отведя руку в сторону, будто говоря «а что ты мне сделаешь». Затем плюхается на диван, и девушка продолжает танцевать на нем, ее руки скользят под его желто-коричневую рубашку Marni с короткими рукавами и цветочным принтом. Слишком

много пуговиц расстегнуто. Хочется подойти и исправить это. Я не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, видел его так.

Я выдыхаю воздух через рот, маленькими, поверхностными вдохами, которые не слишком помогают, но ощущение воздуха, проходящего через мои губы, отвлекает меня достаточно, чтобы не усугубить тревогу.

И тут я чувствую, как кто-то садится рядом со мной.

— Магнолия Паркс, — голос кажется мне смутно знакомым, но я не могу сразу его вспомнить.

Оборачиваюсь и восхищенно узнаю самого завидного холостяка по версии Tatler (с тех пор как Гарри изъяли из списка): почти два метра ростом, кристально-голубые глаза, темно-русые волосы, зачесанные набок, мышцы, широченные плечи и улыбка, которую может превзойти только улыбка моего бывшего.

— Том Ингленд, — я улыбаюсь, удивленная.

Кроме того, что Том и так мужчина мечты, он еще и пилот.

Ну, конечно. Более того, работать ему вообще не нужно. У него есть целое состояние. Ему просто нравится летать. Нравится иметь определенные обязательства. По крайней мере так мне рассказывал Гас.

— Что ты здесь делаешь? — я оглядываюсь, немного в восторге.

— Хочу побыть некоторое время поближе к дому, — он натянуто улыбается.

Верхушка британского общества построена на таких улыбках.

— Как ты? — он тепло жестом показывает на меня.

— Хорошо, — киваю. — Да, хорошо.

Он делает паузу.

— В самом деле? Я видел... — затем кивает в сторону Би Джея.

— А, — я с трудом сдерживаю смех. — Тогда нехорошо.

Я должна была бы смутиться. Стыдно, что Том Ингленд стал очевидцем той сцены, но мне все равно.

Он улыбается.

— Можно угостить тебя напитком?

Я киваю.

— Знаешь, Том Ингленд, можешь угостить меня даже несколькими.

Он дважды постукивает по бару, чтобы привлечь внимание бармена.

— Будет сделано.

Том Ингленд не ходил в Varley. Кажется, учился y Hargrave-Westman. Более того, он немного старше меня. Наверное, двадцать девять. Может быть тридцать.

В детстве мы все были влюблены в него, кажется, даже парни. Том Ингленд такой изысканный и сказочный, как принц лондонского общества. Он обаятелен и умён, и с ним как-то теряется чувство времени. В нем нет ничего мальчишеского, — и это огромный плюс. Очень далек от моей компании отпетых мальчишек, которые всегда принимают ужасные, развратные, глупые и досадные решения. Как оказалось.

Уверена, Том всегда принимает только правильные.

Его жизнь мало освещают в СМИ. Он любит уединение, часто держится в стороне от вечеринок, где его могут сфотографировать, и почему-то это делает Тома Ингленда только желаннее.

Мы с Томом уже сидим за столом. Би Джей ушел.

Бог весть куда. Наверное, в туалет. Однако Генри и Джона все еще там, пристально следят за мной. Чувствую их взгляды на себе.

Более бдительны, чем обычно.

По большей части Би Джея нет рядом, и они просто созерцают все.