Магнолия Паркс

Джесса Хэйстингс

Необычно, когда они, кажется, собираются надеть очки ночного видения и получить дроны с дистанционным управлением. Я смотрю на своих давних друзей, пытаясь сказать глазами, чтобы они отвалили и дали мне покой, но они не понимают нашего с Би Джеем языка.

Том наблюдает за мной несколько секунд, прищурив глаза.

— Тебе лучше? — спрашивает он, крутя стакан со скотчем.

— Да, — говорю я, вслух рассуждая, — мне понадобится несколько дней, чтобы избавиться от этого воспоминания.

Он фыркает.

— Он всегда был немного идиотом, Баллентайн, —

делает паузу, — люблю его, хорошее дитя.

Я едва сдерживаю радость: Том только что назвал Би Джея ребенком. Бидж всегда утверждал (его слова, не мои), что Том Ингленд «лучший». Он бы умер, если бы узнал, что тот назвал его дитём.

— Он просто... немного... глупый. Особенно с тобой, — голос Тома Ингленда кажется раздраженным.

— Со мной? — я улыбаюсь, чувствуя себя слишком радостной и всемогущей.

— Ага, — кивает.

Восьмилетняя девочка, которая бегала за ним хвостом на вечеринке в Виндзорском замке, едва сдерживается.

Я слегка благодарно улыбаюсь.

— Слушай, — он кивает на дверь. — Хочешь убраться отсюда? Выпить где-нибудь ещё?

Я быстро киваю, немного растерянная. Хочу показаться самоуверенной и, видимо, имею просто ошеломляющий вид. Том Ингленд приглашает меня на свидание? Он берет мое пальто, подносит мне, чтобы я надела (такой милый), а потом обнимает за талию и разворачивает к себе лицом.

— Погоди... осталась еще одна вещь, — он поднимает мой подбородок и нежно целует в губы.

Я даже не целую его в ответ, потому что слишком ошеломлённая. Он наклоняется близко и шепчет: — Парни ему расскажут.

Потом берет меня за руку и выводит. Я смотрю на Джону и Генри сквозь толпу, и, как и ожидалось, их глаза широко открыты, Генри не может в это поверить. Я поднимаю руку, чтобы помахать на прощание. Они оба машут в ответ с неким парализованным сомнением, а затем Том уводит меня на улицу.

Я смотрю на него, ожидая дальнейших указаний.

— Есть предложения? — он весело улыбается мне, держа руки в карманах.

Я качаю головой. Мне нравится, когда он говорит, что делать. Он улыбается и кивает.

— Есть место в десяти минутах ходьбы отсюда.

А потом он делает эту невероятно сексуальную и взрослую вещь, когда кладет руку мне на поясницу (и определенно не на задницу), чтобы провести меня куда-то. Это занимает каких-то несколько секунд, однако я проживаю их сполна, ведь когда-то Пэйли вырезала фотографию Тома из Tatler, и мы разместили ее в коллаже с другими горячими парнями на стене в общежитии, когда учились в школе. А сейчас я иду с ним куда-то выпить после того, как увидела, что с любовью моей жизни танцевала стриптиз какая-то девица, которая, судя по вызывающим бровям, из Суррея.

— Подожди, — я остановилась, растерянная. — Ты сказал, что нужно идти?

— Тебе когда-нибудь это надоедает? — спрашивает он, садясь на свой стул у Barts

и поправляя руками волосы.

— Что именно? — хмурюсь я.

— Это... дерьмо? — он пожимает плечами. — Общество? Деньги?

Я игриво качаю головой.

— Меня материальные блага только наполняют.

— Принял к сведению, — улыбается мне.

— Любовь проходит, а вещи остаются навсегда, — я весело поглаживаю свою вязаную сумку Devotion от Dolce & Gabbana за три тысячи фунтов стерлингов.

Он начинает смеяться.

— Мне не нравятся взгляды, — признаю я. — The Sun, LMC, Loose Lips, The Daily Mail, — указываю на кого-то в углу бара. — Преследуют меня неделями, пытаясь сфотографировать в неудачном ракурсе или виде.

— Невероятно. Не отведет от тебя глаз, даже если его жизни будет что-то угрожать, — улыбается он, а потом все обдумывает: — если честно, для меня это редкость, — он кивает на идиота с объективом в углу.

— Они вроде бы со временем просто исчезают в толпе, — я пожимаю плечами.

Он касается моей руки.

— Как чувствуешь себя?

— В общем довольно хорошо провожу время.

Он отклоняется, делая вид, что обижен.

— В общем?

— Ну, учитывая, что моя ночь началась с Би Джеем и какой-то следующей участницей группы Little Mix на нём сверху, впечатления были несколько паршивыми. Но это было весело.

— Значит, я всё исправил?

— Исправил? — я застенчиво смеюсь. Я сижу в баре с Томом Инглендом, который перед этим поцеловал меня в клубе, чтобы заставить моего фиг знает кого ревновать.

Он весело щурит глаза.

— Почему ты постоянно называешь мое полное имя?

Я поджимаю губы.

— В детстве мы все были в тебя влюблены. В тебя и Сэма. Я была поклонницей Тома Ингленда вплоть до самых костей, а Пэйли металась между тобой и твоим братом, — я улыбаюсь, припомнив это, — тогда ты казался нам таким большим.

Он бросает на меня взгляд.

— Я до сих пор выше тебя.

И не знаю, почему мне это показалось очень сексуальным.

— Однажды летом, — начинаю рассказ и краснею, припоминая, — мы все были на Амальфитанском побережье вместе с тобой, твоим братом и девчонками. И мы с Пэйли взяли небольшой Aquariva на пляж Тордильяно. И... — я начинаю смеяться, щеки пылают.

— О Боже.

— Ты и Эрин были на пляже, — я делаю паузу, чтобы подобрать слова, — купались нагишом.

Он разглядывает меня, улыбаясь.

— Это ты вежливо выразилась.

— И, думаю, вы не услышали лодку или просто не обратили внимания, я не знаю, а мы так смутились, что увидели вас, но в то же время... — я отвожу взгляд, нарочно делая широкие глаза и поджав губы.

Он начинает тихо смеяться.

— Чёрт! Вот это стыдно.

— Нет, — я качаю головой, — это было очень...