Макорин жених
Шрифт:
отправился, к группе девушек у костра.
– Принимаете, красавицы?
– Мужик вроде ничего, как не принять...
– А чем же мне махать?
– Можешь шапкой, а то возьми прут полапистее.
– Да ты чего же, товарищ, в ботиночках? Тут не «сковородка», отморозишь ноги-то...
Юра смущенно буркнул что-то в оправдание.
6
Вечером, когда возвращались с работы, Васька Белый, заметив Юру, забавно вытянулся в
своем овчинном архалуке.
– Как сегодня
Юра, весь озябший, голодный, ответил невнятно, прошел мимо. Старик неодобрительно
глядел ему вслед.
– Чего бормочешь, главный диспетчер? – спросил весело Бызов. – Принимай рапорт...
Васька строго отмахнулся.
– Отдашь товарищу уполномоченному. Он меня выше. Ишь, в ботиночках, сердечный,
околел, надо быть, за день-то...
В бараке картежники, окутанные табачным дымом, страдали за столом. Похоже, что они
с ночи так и не прекращали игру. Лица у всех позеленели, щеки запали. У лысоголового уши
вместо розовых стали сизыми и обвисли, как тряпки. Но он продолжал шлепать картами по
столешнице, алчно поглядывая на кон. Игра не прекратилась даже и тогда, когда лесорубы
приступили к ужину. Игроки только потеснились к концу стола. Юра, заглянув в свой
чемоданчик, обнаружил, что он пуст. Маменькины подорожники исчезли. Не раздеваясь, он
лег на нары, нахлобучил шапку на лоб. В тепле заныли пальцы на ногах.
– Приятель, а приятель...
Сквозь дрему Юра почувствовал, что его дергают за полу пальто. Открыл глаза. Над ним
наклонился Бызов.
– Ты что на голодуху завалился? Цыган, брат, приснится на пустое-то брюхо.
– Пусть снятся хоть сто цыганов.
Юра отвернулся, стараясь прикрыть лицо воротником.
Бызов ловко подхватил его рукой за шею, посадил на нарах, сам сел рядом, сказал
строго:
– Ты дурака не валяй, молодой человек. Здесь маменьки нет, чтоб за тобой ухаживала.
Станешь кочевряжиться, добра не будет...
Юра с недоверием смотрел на Бызова. Кудлатая нечесаная голова, загрубелое
обветренное лицо с крупным сизоватым носом, нависшие брови, татуировка на бицепсах –
портрет, прямо скажем, далеко не привлекательный. Но в глазах, серых, грустноватых, Юра
прочел настоящее человеческое участие. И он виновато улыбнулся. Сказал с нарочитой
грубоватинкой:
– Не кочевряжусь я. Видишь, все продовольственные ресрсы...
Он присвистнул, открыв чемодан.
– Понятно. – Бызов произнес это слово так, будто иного ничего и не ожидал. – А
деньжата у тебя есть? Хоть на пропитание...
– Немного есть.
– Иди сейчас же в лавку, пока не закрыли, – тоном приказа сказал Вызов, – а то утром и
червячка заморить нечем будет, какой ты тогда работник...
Юра
– Оставили парня голодным, псы...
Те дружно захохотали.
– Пущай ему мамка пришлет свежего...
– Опять полакомимся...
– А ты в шефы к нему записался? Ублажай его, они, чистюли, это любят...
– Он знает, чьи пятки чесать, чует, где отвалиться может...
Бызов крепко выругался, залез в свой маленький Ташкент за каленой печкой и захрапел.
Глава пятая
НЕУДАВШИЙСЯ СТУДЕНТ В ЛЕСНОЙ ДЕЛЯНКЕ
1
Все случилось очень просто. Папа сгоряча сказал, что теперь остается одно – идти на
лесозаготовки. Юра, водивший пальцем по затускнелому стеклу, резко обернулся и устремил
на отца упрямый взгляд.
– Хорошо, я пойду на лесозаготовки...
Сколько мама ни ахала, как она ни уговаривала сына не делать глупостей, тот стоял на
своём. Раз так случилось, менять решения нет надобности. Он не дитя, и с ним возиться
нечего. Он сам найдет свой путь в жизни...
Конечно, он не дитя. Это подтверждается и аттестатом зрелости, который мама хранит в
одном из ящиков комода. Когда этот долгожданный аттестат был получен, Юре казалось, что
с ним он завоюет весь мир. Но завоевать мир оказалось не так-то легко. В университет он не
прошел по конкурсу. Домой вернулся удручённым.
Что же теперь делать? Мама подняла глаза на папу. Разве нельзя позвонить в
архангельские институты? Можно позвонить, но ведь поздно. Мама заплакала. Всё-таки отцы
плохо заботятся о детях. Ну, бывают же исключения, когда приходится пренебречь кое-чем и
использовать хоть раз в жизни свой вес в личных целях. Папа, когда звонил, используя свой
вес в личных целях, был красным, словно рак. И ничего не получилось. Папа в душе даже
был рад этому. А мама сказала, что он тряпка. Первый раз она так грубо и неумно сказала.
Папа рассвирепел и тогда крикнул, что таким, как их сынок, надо не в университеты
поступать, а идти на лесозаготовки.
И вот Юра на лесозаготовках.
В первом письме своим школьным товарищам он написал:
«Орлы! Здравствуйте! Поклон вам от лесоруба. Спешу сообщить, что покорный ваш
слуга успел уже получить квалификацию. И какую! Махальщик. Вам и не понять, что это
такое. Не тротуары на Павлиновке утюжить, не на диспутах «Есть ли счастье и с чем его
едят?» позевывать, не на танцульках перед девчатами расшаркиваться, а день-деньской
стоять по колено в снегу, махать рукой либо прутом и кричать до хрипоты: «Давай вперёд!»,