Макорин жених
Шрифт:
Завхоз измерил юношу взглядом с головы до ног и, не ответив, вышел. Новый жилец сел
на нары, поежился от холода. Что ж, молодой человек, располагайся, начинается новая
жизнь...
Под вечер в барак стали собираться лесорубы. Красные от мороза, закуржевелые, они, не
торопясь, раздевались, изредка перебрасываясь скупыми словами. На нового жильца не обра-
щали внимания. Только сосед по нарам, устилая своё гнездо, сказал:
– Нашего полку прибыло...
–
Лесорубы затопили печи, обложили их по бокам мёрзлыми валенками. На веревках
развесили для просушки одежду. Когда печки раскалились, от валенок и одежды повалил пар.
Коптилки без стекол бессильно пытались перебороть расползавшийся по бараку туман. Но
силенки у них не хватало. Колышущиеся язычки их пламени бессильно мерцали,
окруженные радужными венками. Резкий запах прелого войлока щекотал в носу. Новосел
чихнул.
– Здоровеньки бывайте, – не без насмешки произнес сосед и, помолчав, спросил:
– Откуда приехал-то?
Новосел сказал.
– После срока?
– Что это? – не понял Юра.
– Зеленый, значит?
– Пожалуй, верно, что зеленый, – усмехнулся новичок.
– Ну, ничего, обкатаешься... Как звать-то тебя?
– Юрой, – односложно ответил новый жилец.
В бараке становилось всё теплее и теплее. Те, кто помещался ближе к печкам, стали
снимать верхнюю одежду. Воздух сгущался. Табачный дым, перемешанный с паром и
сдобренный гарью от подпаленных валенок, висел над нарами тяжелой пеленой. Юра не мог
выдержать, приоткрыл входную дверь. С клубами морозного пара хлынул чистый воздух.
– Эй! Что ты делаешь! Закрой сейчас же, – раздались возмущенные голоса. Пришлось
закрыть дверь.
– Ты, приятель, не шали. Тут ты не в своей горнице...
Из-за печки к Юре тянулся огромный кулачище, покрытый татуировкой. Он принадлежал
кудлатому молодцу, лежавшему на топчане между печкой и стеной. Там, видать, было
невыносимо жарко, и парнище разделся догола, его мускулистое тело лоснилось от пота.
– Испечешься тут, забрался в пекло, – покачал головой Юра.
– Не горюй. Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма, – сострил запечный
жилец.
За столом, протянувшимся вдоль барака, расположилась компания картежников. На кону
лежала груда измятых рублёвок. Засаленные карты сочно шлепали по столешнице.
Лысоголовый толстяк с розовыми ушами, сладостно зажмурясь, медленно-медленно тянул
одну карту из-за другой, а сзади наблюдали болельщики, затаив дыхание, впиваясь глазами в
кромку карты.
– Четыре сбоку. Ваших нет!
Лысый толстяк небрежным жестом откинул карты и загреб
– Садись, сдадим, – подмигнул он Юре.
– Не заработал ещё, ставить нечего...
– Подождем, когда заработаешь, нам не к спеху.
Юра лег на нары, закрыл лицо полой пальто. В голове трещало, наверно, от дыму и от
непривычной жары. Юра поймал себя на мысли, что всё это, может быть, сон. Ещё вчера он и
представить не мог, что в такой обстановке живут люди. Ни в городе, ни в деревнях ему не
приходилось встречать ничего похожего. Но это, увы, не было сном. Даже сквозь полу пальто
слышалось шлёпанье карт о столешницу, взрывы хохота, возгласы восторга, обильно
сдабриваемые матерщиной. А всё это старался перекрыть густой храп соседа по нарам. Юра
почувствовал себя страшно одиноким.
5
Утренний лесной воздух после душного барака распирал легкие, кружил голову. Юра
шагал по тропке вдоль просеки, чувствуя, что с каждым движением все сильнее расходилась
по жилам кровь. Снег под ногами приятно поскрипывал. Над головой, в вершинах огромных
елей, слегка пошумливал предутренний ветерок. Лесорубы шли гуськом друг за другом,
изредка перекидываясь словами. Тропка круто свернула в сторону, опустилась в овраг, снова
устремилась на пригорок и, вынырнув из лесу на просторную поляну, исчезла среди мятого
снега. Пришли в лесосеку, центр которой определяла высокая стройная ель с очищенными до
вершины сучьями, укрепленная растяжками из металлического троса. Чуть в сторонке, под
навесом из лапистых еловых прутьев, стояла лебедка, к ней тянулись провода от
передвижной электростанции, всё в снежном инее, словно в пуху. И как раз в тот момент,
когда Юра остановился на полянке, электростанция загудела, и в лесу вспыхнули гирлянды
мощных электрических ламп. Стало светло, будто днём. Мастер Иван Иванович коснулся
метром Юриного плеча.
– Ты, слышь, иди в бригаду к Бызову, парнечок...
Оглядев фигуру юноши, мастер покачал головой.
– В пальто и ботинках, работничек...
Юра пошел к человеку, возившемуся с тросом, на которого указал мастер. Он узнал в нем
того самого кудлатого молодца из запечного жилья, что предпочитал маленький Ташкент
большой Колыме.
– Куда тебя, не знаю, и поставить, – скосил глаз бригадир. – Иди-ка, братец, пока в
махальщики. Вон по той линии, становись, девки укажут. Эй, девчата, возьмите в свою
компанию, может, сгодится...
Что за специальность такая – махальщик, Юра и понятия не имел, но он послушно