Малакай и я
Шрифт:
— Чем во мне ты восхищалась?
Я обернулась посмотреть на него, думая, что он просто меня дразнит, но он лишь спокойно выражал любопытство.
— Серьезно?
— Чем? — спросил он с растущей раздражительностью в голосе.
— Малакай, пару дней назад я тебя не знала. Я знала лишь твои слова. Я знала твои истории, и они очень помогали моему росту. Ты был Малакай Лорд. Я думала, если бы я могла оказаться в одной комнате с этим парнем и поговорить часок, я… я бы скакала от радости. Я была бы так счастлива.
— А теперь? — спросил он, отхлебнув кофе. Он казался таким непоколебимым, что раздражало еще больше.
Я развернула руки.
— Теперь ты просто Малакай.
— М-м-м.
— М-м-м? — Зачем спрашивать, если тебе все равно. — Я выражаю мое разочарование...
— Если я упал с пьедестала, на который ты меня воздвигла, это твоя вина, не моя, — отбился он. — Я лишь рассказывал свою историю. Историю своей жизни... своих жизней. Я не говорил, что я мудрый. Я не говорил, что я прекрасный собеседник. Я не говорил, что я хороший человек. И я не планировал быть объектом для подражания. Я вообще ничего не говорил.
Я никогда не думала, что соображаю медленно, но по какой-то причине только сейчас смогла расставить все по местам.
— Ты вспоминаешь жизнь и затем записываешь ее. Ты не выдумываешь истории, ты ведешь дневник, — последние слова я уже прошептала.
— Да, — кивнул он, вытирая руки. — Я пишу о своей правде и не могу дать тебе больше.
Как я это упустила? Почему я поняла это только сейчас? Самые знаменитые.
— Я... Когда ты рассказал мне о Ромео и Джульетте — я имею в виду Ромео и Джулет, я думала, все это просто известные рассказы о любви. Те, о которых все мы знаем. Но...
— Я пишу о тех, которые затерялись в истории, — спокойно сказал он, стоя прямо передо мной. Голубые глаза утомленные, но казалось, будто... будто он переживает за меня. Не за себя, а за меня. — Я пишу их, потому что любовь в той жизни была так же важна, как и в тех, где мы были королем и королевой. Я любил ее, будучи на вершине мира, и я все еще любил ее, когда мы остались ни с чем — богач, бедняк, король, раб, фермер, ученый, черный, коричневый, желтый или белый. Я любил ее. Так что все эти жизни, все воспоминания, которые мир зовет историями, важны.
Чем больше я об этом думала, тем больше ощущала боли. Я вспомнила боль тех персонажей... его... и Ли-Мей.
— Ли-Мей. — Я посмотрела ему прямо в глаза. — Она все время читает тебя. Она так...
— Стоп. — Нахмурился он. — Не упоминай ее имени.
— Малакай, она моя подруга, и она...
— Если она твоя подруга, почему ты желаешь ее смерти?
С таким же успехом он мог меня ударить. Настолько неприятна была правда этих слов.
— Без меня она в безопасности, так же, как и без нее. Поэтому не дразни меня ею... это бесчеловечно.
— Тогда зачем я здесь?
Зачем я так упорно старалась? Если он не хочет менять свою историю — свою жизнь, — он и не должен.
— Прости.
— Что?
Подняв свой рюкзак, я забросила его на плечо. Я недовольно сдвинула
— Я сказала, что верю тебе. Это не так. Я и минуты об этом не думала. Я просто сказала себе принять то, во что ты веришь... но теперь я тебе верю. Правда, верю. И еще я не думаю, что тебя надо принуждать писать об этом.
Я одарила его улыбкой, хотя на нее едва хватило сил. Кивнув ему, я пошла к двери.
— Просто дай мне знать, что ты хочешь опубликовать. Я поговорю с дедушкой и займусь этим. Хорошего дня.
Ветер был такой сильный, что казалось, он хочет затолкнуть меня обратно в дом. Но я лишь еще крепче взялась за ручку своей сумки. Я сбежала вниз по ступеням, за угол дома, на кирпичную дорожку и попала в маленький деревянный домик для гостей. Мне он нравился. Здесь было уютно. Все помещалось на одном этаже, и из кухни было видно гостиную, как и в главном доме. Перед темно-коричневым диваном, который я оживила лоскутным одеялом с белым, голубым и зеленым цветом, висел огромный телевизор с плоским экраном. Я передвинула кофейный столик к камину, чтобы освободить место для временной кровати, так как в спальне всегда было холодно. Схватив одеяло и подушку с дивана, я легла на ковер и завернулась в кокон.
— Ах-х, — я быстро приложила руку к груди.
Почему я так себя чувствую?
Почему в сердце так щемит?
Дыши глубже, Эстер.
Правильно.
Вот так.
— Ты сама приносишь себе счастье, — прошептала я себе. Я повторяла это снова и снова, пока не смогла подняться.
Проехав по полу, пока спина не уперлась в диван, я достала ноутбук, открыла текстовый документ на четыре с чем-то страницы, которые я написала, и все удалила. Я сидела и смотрела на мигающий курсор, словно он ждал моей команды... моего голоса. Проблема в том, что я не знала своего голоса... но я знала голос Ямаучи.
МАЛАКАЙ
ПЯТНИЦА
8:47 утра
Я уставился на часы, потом на дверь.
— Какое-то время я продержусь. Почему? Потому что я хочу мою книгу. Моя книга — это радуга, а ты — дождь, — передразнивал я ее, лежа в кровати.
— Все, что я сказал, — правда.
А она сдалась уже на второй день. Не то чтобы меня это волновало, но без ее настойчивости было как то не по себе. Я закрыл глаза и ждал, но сон так и не приходил.
Тьма не наступала.
Вместо нее был единственный солнечный луч, который проглядывал сквозь шторы в надежде ослепить меня.
Я проснулся почти два часа назад.
Поднявшись с постели, подошел к шторам.
У меня такой вид из окна, но зачем я смотрю на гостевой домик?
Она вообще там?
— О чем я думаю?
Мне все равно, где она. Могла поехать домой, если бы захотела... Черт, Альфред.
Нужно было задержать ее здесь.