Малакай и я
Шрифт:
Пытаясь совладать со смехом, я полез за водой, но он вытянул над собой руки, словно висел на краю пропасти.
— Ну что? Повисим? На самом интересном месте?
Я закашлялся от первых глотков воды, а затем засмеялся и приложил тыльную сторону ладони к губам.
— Уф-ф... вот так-то. — Кивнул он мне. — Ты слишком молод, чтобы быть серьезным.
— У него была тяжелая жизнь, — влезла Эстер, прежде чем съесть еще один рисовый шарик... потому что если она бы не ела, то, вероятно, всем на
— Хм-м-м... — нахмурился мистер Ямаучи в мою сторону и снова откинулся в кресле, вытянув ноги так, что колени хрустнули, но это не заставило его перестать подниматься на руках с кресла. Эстер дернулась, чтобы помочь ему, но Кикуко покачала головой, и мы стали наблюдать, как он опустился на колени рядом с женой. Потянувшись вверх, он снял кепи, что всем стала видна его густая серебряная седина. Затем он закатал рукава, открыв свои старые шрамы на руках, и взглянул прямо на меня. Он глубоко вдохнул, расслабился. И начал.
5 января 1945 — Тюрьма Белла Виста, Монтана
— Вот дела, Кику! Ты слышала? Война окончена, и они, в самом деле, закрывают это место. Если бы он подождал... Если бы он продержался еще неделю. Мы бы снова были свободны! — говорил у бараков подросший Косуке, уже не мальчик, но все еще юный парень.
— Мы никогда не станем здесь свободными. — Склонила голову Кикуко, отчего ее черные волосы, ставшие длиннее плеч, свесились вперед.
— Они...
— Они сказали, мы свободны, а затем отняли эту свободу. Мы или свободны, или нет. Так говорит мой отец. Поэтому мы и решили вернуться в Японию.
— Кику!
Она пыталась не заплакать.
— Они ненавидят нас, Косуке! И всегда будут ненавидеть. Дэнни бежал, потому что тоже их ненавидел и не хотел ничего плохого. Это не его вина, это их вина. Война окончена, но япошкам больше не будут рады, вот что папа говорит, поэтому нам надо уехать. Передай своему отцу...
— Он не поедет, — спокойно ответил Косуке. Он говорит, что сражался за эту страну и верит в нее.
— Не стоит, — это сказала не Кикуко, а ее отец, который вышел на улицу и повязал ей шарф, стоя за ее спиной.
— Вы едете в Японию, мистер Сато. — Кивнул ему Косуке.
— Да. — Он обнял Кикуко. — А твой отец ошибается, оставаясь тут. Жить здесь будет сложнее. Эта страна отняла у вас сестру и брата. Он больше ничего ей не должен.
— Это не долг. — Появился Мистер Ямаучи позади сына, положив руку ему на голову. — Это преданность. Они поступили с нами подло, но это не значит, что я должен отказаться от моей веры в эту страну.
— Ладно. — Мистер Сато спустился и встал прямо
— Нет, — приветливо улыбнулся мистер Ямаучи, — благодарю вас. Но мы с женой нуждаемся в сыне. Тем, кто хочет поехать обратно домой, они дают двадцать пять долларов и билет на поезд. Если вы когда-нибудь захотите вернуться, то мы будем в Ирвине, Калифорния. Мой друг сказал, что может дать мне там работу.
— Что? — взглянула на него Кикуко. — Когда вы уезжаете?
Он погладил ее по голове.
— Завтра на первом поезде. Почему бы тебе не пойти вместе с ним попрощаться со всеми, пока мы разговариваем с твоим отцом?
— Хорошо. — Нахмурилась она, беря за руку Косуке и молча позволяя себя увести.
— Не грусти. Когда мы вырастем, то станем жить вместе, где захотим, — Косуке хотел казаться веселым, но голос его надломился.
— Зачем мне с тобой жить? — Кикуко показала язык.
— Потому что я женюсь на тебе, — ответил он, и Кикуко взглянула на него удивленно и засмеялась. — Я серьезно. Не смейся.
— Но что если я не хочу быть твоей женой?
— Ладно.
Он уже был готов уйти, но она прыгнула ему на спину. Он ничего не сказал, а просто понес ее дальше.
— Я не хочу оставлять ее тут, — тихо шептала Кикуко. — Но папа сказал, что мы не можем перевозить мертвых.
— Ага, — ответил Косуке и отпустил ее вниз, а после они крепко взялись за руки и склонили головы. — Дэнни. Сара. Прощайте.
— Тоширо. Такеши. Цутому. Прощайте.
Косуке посмотрел на нее.
— А как же мама?
— Мама никогда меня не бросит, — улыбнулась Кикуко, — она, как подобает, простилась с Тоширо, Такеши и Цутому, но она будет присматривать за Томи, папой и мной. Она слышала, как ты обещал жениться на мне.
— И она этому рада. Я лучше всех. — Он повернулся к ней спиной, она забралась, но ничего не ответила. — В этом ты должна согласиться, Кику.
Она засопела.
— Кику?
Она засопела громче.
— Ты как бы тяжелая. Как поросенок.
— Эй! Поставь меня.
Он засмеялся.
— Кто лучше всех?
— Не ты! Пусти меня.
— Вы что тут оба делаете? — позвал их знакомый голос, к которому они повернулись. Кикуко слезла со спины.
— Все в порядке, — сказал другой голос, но они не двинулись в места. — У них все хорошо. Вы двое рады вернуться домой? Завтра садитесь на поезд?
Они беспомощно смотрели на него.
— Да, с... — начал говорить Косуке, но тут выступила Кикуко:
— Я не еду на поезде. Я возвращаюсь в Японию.
— Тогда передай япошкам, что если они опять чего задумают, мы скинем им на голову еще посылочек...