Малакай и я
Шрифт:
— Адаезе... — я инстинктивно прошептал ее имя, и посреди шума ее глаза встретились с моими, как будто она отчетливо услышала меня... нет... она отчетливо слышала меня. Чем дольше она смотрела, тем сильнее я становился. Узы, пульс, боль, которые опутали мое сердце и связали с ее сердцем.
— Я знаю тебя.
***
Быстро моргая, я отвел глаза от щитов надо мной. Я снова взглянул на Эстер, и хоть и готовая заплакать, она серьезно смотрела на
— Она была замужем за кем-то другим?
Я покачал головой.
— Если она выходит замуж, она становится королевой. В Бикжге мужчина и женщина, которых народ считал наиболее достойными, были принц и принцесса, и когда они женятся, становятся королем и королевой. Но Адаезе вскоре вспомнила меня, и с того дня... все стало рушиться.
— А вот и сопли.
Я не хотел удаляться глубоко в прошлое... не тогда, когда знал, что вскоре она убьет себя кинжалом.
— Ты сплошная заноза. Понимаешь это? — Она хлюпала носом.
Я поднял бровь, глядя на нее. Меня это скорее позабавило, нежели задело.
— Как это так?
— Я должна злиться на тебя, — сказала она, вставая прямо передо мной. — Ты солгал мне. Мне не удалось попрощаться с дедушкой. Ты не приехал на его похороны. Ты ни разу не позвонил, узнать в порядке ли я. Я единственная, кто пострадал, но почему я продолжаю волноваться о тебе? Почему я все время о тебе думаю?
— Потому, — прикоснулся я ладонью к ее щеке, — что так работает любовь, Эстер. Ты думаешь обо мне, а лишь затем о себе, как и я — сначала думаю о тебе, а лишь потом о себе.
Она засмеялась, а это худший ответ на признание. Смех затих, и ее улыбка поникла, когда она пристально посмотрела на меня.
— Теперь я знаю, что сплю! Ты не любишь меня. Ты любил одну и ту же женщину девятьсот девяносто девять раз...
— А теперь тысячный, — прошептал я, приложив обе ладони к ее лицу.
Она в изумлении не отводила взгляд.
— Ли-Мей...
— Не ее. Тебя. Тебя, Эстер Ноэль. Я сбежал в горы, а ты все равно меня нашла. Мне никогда не удавалось от тебя скрыться, — проговорил я в попытке не дать волю собственным слезам счастья и боли. — Я не могу. Не хочу. Тысячу раз ты была величайшей любовью моей жизни, и теперь я вспомнил, почему... потому что без тебя нет солнца. Меня поглотила тьма. Я не могу смеяться или дышать без тебя. Я живу благодаря тебе.
— Малакай... ты снова совершаешь ошибку...
— Хочешь доказательств?
Она молча осмотрела меня и затем кивнула.
Я откинул назад ее голову, взглянул на пухлые, слегка разведенные губы и наклонился в поцелуе. В тот момент, когда мои губы коснулись ее, я вспомнил, почему я каждый раз снова искал ее. Целовать ее... целовать ее — это то, что снова делает меня цельным. Согревает душу.
Она — солнце моей жизни.
Без нее моя душа мерзнет и умирает.
ЭСТЕР
Когда он поцеловал меня, земля словно ушла из-под ног.
Не могла сдержаться, чтобы не отвечать на его поцелуй, и с жаждой, не похожей ни на что другое в моей жизни, я сдалась этому поцелую и медленно разомкнула губы. Вокруг нас сменялись миры, и каждый раз это отдавало в сердце болью. Хотелось смеяться, плакать, петь, танцевать. Меня охватили эмоции, из-за чего стало больно дышать, думать, все ощущалось больнее. Боль... столько боли.
2-е Onwa Ite Na Ni (сентябрь) 1684 — леса Обофия, Игболенд, Нигерия
— Банджоко! НЕТ! НЕТ!
Когда я бежала его остановить, расстояние между мной и Обинной казалось мне шириной океана. Обинна обернулся на мой голос, и копье Банджоко пронзило его грудь.
— А-А-А-А! — прокричала я, и расстояние снова сжалось, но уже было поздно. Когда я добралась до него, он упал. — Оби! Оби!... А-а-а-а...
Он не мог говорить и лишь дотронулся до моего лица.
— Нет... нет... — Я держала его, качаясь взад и вперед.
— Ты не спасешь его. Возьми меня за руку. Они наступают!
— ПРОКЛИНАЮ ТЕБЯ! — кричала я, отбиваясь от его руки. И когда он двинулся схватить меня, я вытащила нож и прижала к горлу. — Ты не спасешь меня! Уходи! УХОДИ!
Банджоко все стоял, но когда увидел дым, поднимающийся из деревни, медленно попятился.
— Адаезе...
Несмотря на него, я прижалась к Обинне и снова стала раскачиваться взад и вперед.
4-е июля 1781 — Гуанахуато, Новая Испания
— Ана!
Карлос прыгнул со своего балкона на мой и подхватил меня, оттаскивая от отца, который в диком изумлении смотрел на меня, когда стал отходить назад и выронил нож.
— Папа... — Я хотела рассказать ему... спросить, почему... но не смогла, и мои ноги ослабли, когда Карлос опустил меня на пол, крича моему отцу:
— Помощь! Приведи помощь!
Он прижал руки к моей груди, пытаясь остановить кровь. Больно... всюду боль. Я тронула его окровавленную руку.
— Я...увижу тебя... снова.
— АНА, НЕТ! Прошу. Прошу, не надо... АНА!
Я чувствовала, как на лицо мне падают его слезы.
***
— А-а-а... — закричала я, отрываясь от него. Я вся дрожала и пыталась дышать, пыталась стоять, но ничего из этого не способна была сделать. Все во мне отдавало болью. Он крепко прижался ко мне.
— Все хорошо, все хорошо. Я рядом, — шептал он. — Я всегда был рядом, Эстер. И всегда буду.
Голова опустела, и боль прекратилась.