Мальчик нарасхват
Шрифт:
– Знаешь, мне просто надоело терпеть все это. Мама с папой слишком заняты друг другом. Иногда мне кажется, что им приносит неописуемое удовольствие вопить и выяснять отношения, а потом каждый в своем углу упиваться свои горем и жалеть себя. Их хоть алмазами засыпь, даже не заметят.
На минуту парень замолчал, задумавшись. Затем он продолжил:
– И ты ничем не лучше их. Так же шатаешься по дому: несчастный, страдаешь, мучаешься, ногти грызешь. Взглянешь - хочется взять и утопиться.
Возмутившись, я не смог сдержаться.
–
Слава раздраженно закатил глаза, выпрямляясь.
– Конечно, у тебя есть другие проблемы. Но они есть и у меня. И при этом я не изображаю из себя великомученика.
– Но мои проблемы отличаются от твоих.
На мою попытку возразить брат всплеснул руками.
– Ну разумеется! Они намного больше и серьезнее, чем мои. Раз в сто, если не в тысячу. И родители также думают. «Да ну этих детей! Мои проблемы куда важнее, чем их, вместе взятые».
– Нет, я не это имел в виду… Да ты и сам ведь ничего не говоришь!
– А ты хоть раз спрашивал? Ты тоже молчал, но я ведь почему-то поинтересовался. А знаешь почему? Потому что мне было не все равно.
– Мне тоже не все равно!
– Да? – хмыкнул парень хмуро.
– Что-то не видно. Ты ведь наверняка видел меня. Я отличался от себя прежнего. Ты должен был это заметить, сколько бы я не старался этого скрыть. Я видел изменения в тебе, когда ты не хотел этого показывать. Но мои ты предпочел не замечать. Как, впрочем, и все.
– Но я думал, что это из-за родителей!
– Хорошее оправдание, - брат кивнул.
– Но как бы то ни было, все же ты был в большинстве зациклен на своих проблемах.
– А мне прыгать от радости и раздаривать улыбки направо и налево надо было, когда мой лучший друг меня предал?!
Лицо вдруг загорело. Неужели меня задели его слова? Словно почуяв это, Слава бросил на меня взгляд, окатив холодом.
– По крайней мере, тебе понравилось жалеть себя после этого.
– Да?! Ну уж прости! А ничего, что после этого я всех друзей растерял?
– Ты сам виноват в этом, - парень пожал плечами.
– В чем? Они отвернулись от меня!
– Это ты от них отвернулся!
Видимо, Слава потерял последние остатки самообладания, потому что тоже перешел на крик.
– Ты закрылся, ты оттолкнул их! Никто ни о чем не знал, но ты разомнил о себе невесть что: стал особенным, самым несчастный парнем, которому нанесли глубокую душевную рану. Думал, что все каким-то образом прознают, и все, конец!
Я не мог даже слова выдавить, ошарашенный внезапным криком. Между тем брат, тыча пальцем мне в лицо, не останавливался:
– Но никто ни о чем даже не подозревал. Это ты думал лишь о плохом и жалел себя, не видя и не слыша никого. Дожалелся! Сколько раз твои друзья звонили и спрашивали, что случилось? Сколько раз пытались утешить и приободрить, несмотря на то, что ты молчал? Но сколько раз ты отвечал
– Но Олег…
– А что «Олег»? Если бы ты вовремя дал ему промеж глаз, ничего бы не случилось. Возможно, ты даже не потерял бы друга. Лучшего друга, - с презрением добавил Слава. – А теперь… Нет, и не надо мне заливать тут, что ты драться не любишь! Ты все можешь, только тебе не хочется прилагать усилия. И все потому, что ты слабохарактерный и трусливый. И тупой, судя по всему.
Несколько минут я стоял в оцепенении, сжимая и разжимая в бессильной ярости кулаки. Щеки горели. Качая головой, теперь я принялся нападать. Ведь, как известно, лучшая защита – это нападение.
– Легко сказать! Легко просто смотреть со стороны, не испытав и части того, что испытал я! Окажись ты на моем месте, ты бы так не говорил!
– Верно, - презрительно хмыкнул брат. – Я бы так не говорил. Я бы попытался что-нибудь сделать. Точнее сказать, изменить что-нибудь, а не сидеть в углу, мотая сопли на кулак.
И вот тогда я потерял последний контроль над собой. Видимо, у меня не нашлось, что ответить Славе, вот крышу и сорвало. Полез на него с кулаками.
Мы долго не могли успокоиться, разнять нас было некому. Честно признаться, ту неразбериху я помню весьма смутно. Помню только, что Слава мне бровь рассек, а я ему в нос заехал.
После драки мы еще что-то кричали друг другу, но моя память скромно умалчивает, о чем именно. А затем… затем мы разбрелись, кто куда. Я, затаив жгучую обиду, направился домой, чтобы сухо сообщить родителям, что Слава не придет, брат, наверное, продолжил прерванный путь.
Да-а… В тот день мы много чего друг другу наговорили. Вот только Слава смог меня простить после этого. Я его – нет.
Если разобраться, то поступаю я по-свински. Потому как сказанные братом слова, что я в большей степени зациклен на своих проблемах, а до остальных мне дела нет, - таки правда. Возможно, злился, да и злюсь сейчас я потому, что осознаю это. Никому не хочется признавать свою вину.
Да и вся досада скапливается на себя самого. Но нежелание признавать это направляет все негативные эмоции на Славку, который ткнул меня носом в мои же ошибки. Нашел крайнего, нечего сказать.
Да уж, даже тошно стало.
Слева вдруг вспыхнул огонек. Вздрогнув, я скосил глаза вбок, пытаясь понять, что пропустил, с головой уйдя в мысли. А пропустил, видимо, не мало.
Сразу признав, кому могут принадлежать большие волосатые ноги и пыльные мужские сандалии, перевел взгляд на свои босые ступни, пошевелив пальцами ног. В ноздри принялся медленно забиваться противный сигаретный дым, от которого сперло дыхание. Размышляя, обязательно ли портить воздух в подъезде, когда это можно делать и дома, вздохнул. Может, уйти?