Мальчишка с бастиона
Шрифт:
В землянке рассмеялись. Евтихий погасил маслёнку и влез на свою лежанку. Минуту все молчали. Потом послышался голос Ивана Ноды:
– Сказывают, турку приволокли. Так тот лепечет, будто из Туретчины целая армия прибымши. «Лохматок» наших ещё и не нюхали!
– Понюхают, - отозвался Тимофей Пищенко, - а турка-то што за диво? Кошка вон англичанина прихватил, а тот нашим оказался! Вот, братцы, как бывает-то!
В землянке стихли, предвкушая «историю».
– Ну, давай, развязывай язык-то!
– не
– Да чего развязывать: оказался нашим да ещё мальчонком.
– Да ну?
– удивился кто-то.
– Точно - мальчонком.
– Да не тяни ты, - вмешался Евтихий, - выкладывай, чего знаешь и откедова знаешь?
– Откедова? Мальчонка сей моему Николке знакомый. Вот сын-то мне и поведал.
Все шумно набросились на Кольку с требованием немедленно рассказать, как, где и когда это случилось. Мальчишка, гордый, что оказался в центре внимания, захлёбываясь, начал передавать то, что вчера сам услыхал от маленькой Голубоглазки. Он ведь считал своего дружка Максимку Рыбальченко погибшим! А тот, значит, к англичанам попался…
И Колька, без конца присочиняя на ходу погони и рукопашные, рассказывал быль, - но уже сегодня превращавшуюся в легенду, - быль об очередной вылазке Кошки…
Перевалило за полночь. Над землянкой время от времени взвизгивали французские пули да слышались выкрики сигнальных. Всё это было уже слишком обыденно, чтобы обратить на себя внимание. А внизу продолжали возникать истории за историями - одна отчаяннее другой: ночь распаляет фантазию и ночью так хочется в неё верить!..
На следующий день погода испортилась. Нода был прав: видимо, приближались дожди.
Колька и отец с утра возились у мортиры.
– Главное - пыж вогнать потуже, чтоб никаких зазоров, - пояснял Пищенко-старший.
– Как зазор прорвёт - считай, не долетела.
– Батя, а ежели ствол не пробанивать кажен раз - чего тогда будет?
– Приварит ядрышко. Да ещё гляди - дуло разворотит. Уяснил? А теперь командуй наводку… Посмелее… Прямо вон по тому валу!
Колька прищуривал глаз и, глядя вперёд, чеканил:
– Поддать вверх! Так, так… Чуть ниже… Воротить резче! Стоп!.. Глядите, батя.
Тимофей проверял наводку и давал новое задание. Он был рад, что у мальчишки так здорово получается, то и дело приговаривал:
– Вырастешь - пойдёшь на артиллериста учиться. Грамотным станешь. А потому пушку знать нужно почище своего ранца!..
И вновь и вновь принимался растолковывать Кольке, как получше проткнуть картуз (мешочек с порохом), отчего бомбу «на стропке держат» и как часто менять запальную трубку.
– Вот Кондрат Суббота покойный мудро придумал про нарезные трубки. Пока кондуктора наши обмере-куют! А тут уже бомбардиры нарезные запальники вставляют - оно и легче теперь,
– Дядьку Кондрата их благородие Алексей Петрович Дельсаль самолично хвалили за придумки, я сам был при этом, - говорил Колька, быстро опуская в ствол заряд.
– А теперь пыж!
– поторапливал отец.
– Сворачивай живее! Молодцом! Прибойник не криви! Так!..
Подошёл Евтихий Лоик. Он посмотрел, как Колька орудует у мортиры, и одобрительно заметил:
– Ладно выходит, пострелёнок. Глядишь, ещё батю перещеголяешь!
– Чему быть, того не миновать, - улыбнулся Тимофей.
– А ты чего это так паклю запускаешь?
– поинтересовался старый бомбардир.
– Оно вроде лучше выходит, - ответил Колька.
– Всяк канонер на свой манер!
В это время из за соседнего орудия послышался чей-то голос:
– Николка, к тебе гостья заявилась!
Головы повернулись налево. К батарее подходила Алёнка - маленькая Голубоглазка, как все уже называли её.
Колька на секунду даже испугался: наверное, все заметили, как зардел! «И чего это взрослые решили, будто она ко мне?» - уговаривал он себя успокоиться. Но продолжал стоять, как вкопанный.
– На, руки протри, - сказал отец и протянул сыну немного ветоши. Он почуял, как смутился мальчишка, и потому нарочно проговорил буднично и даже отвернулся к орудию. Колька обрадовался этой невысказанной поддержке и, не зная, как отблагодарить отца, почему-то сказал:
– Алёнка это.
А сам подумал: «Чего я мелю?»
– Так я вижу, что Алёнка. Руки, говорю, протри, - повторил отец.
– Николка, чего ж не выходишь встречать?
– прокричал Нода и пошёл навстречу Алёнке.
– А я не к нему вовсе…
– Не к нему? А к кому же тогда?
– прищурил глаз барабанщик.
– Уж не ко мне ли случаем?
– Я… - Алёнка смутилась, - меня маманя к вам послала. Узнать, не надо ли чего по домашности: сварить али поштопать…
– Ну, тогда звиняюсь, - матрос шутливо поклонился и, взяв девочку за руку, отвёл её к камням, застланным брезентом.
– Покорнейше просим Голубоглазку присаживаться.
Алёнка опустилась на почётное сиденье.
– Бельишко принесла, должно быть?
– спросил, подходя, Лоик.
– Не-е, бельишко к завтрему приготовим.
– Ну, к завтрему, так к завтрему, - согласился Нода, - оно вроде и не к чему нам нонче… Антонине Саввишне кланяйся за ласку. Работы ей и так вдосталь.
Подошёл Колька и подал Алёнке узелок.
– Это вот харчи, батя велел передать.
– Не надобно, - смущённо сказала Алёнка.
– Бери, это от нас всех, - поддержал Нода и добавил с хитрецой, - ну, я побег, дела ещё у орудия.
– A-а, да у меня тоже!
– неестественно сказал Лоик и отошёл.