Маленькая хозяйка Большого дома. Храм гордыни. Цикл гавайских рассказов
Шрифт:
— Сигары? И я в компанию! Вам ее не поймать! — кричал Берт Уэйнрайт с высоты верхней площадки для ныряния, расположенной в сорока футах над водой. — Подождите меня, вот и я. — И он спрыгнул и нырнул с ловкостью профессионала, вызвав восторженные аплодисменты барышень.
— Великолепно, — встретил его Грэхем, как только он показался на поверхности воды.
Тщетно Берт напускал на себя полное равнодушие: ничего не получилось; чтобы выйти из положения, он стал выяснять подробности пари, предложенного Диком.
— Не знаю, как вы плаваете, Грэхем, — сказал он, — но я вместе с Диком и согласен на сигары.
— И я, и я, — хором возгласили
— Конфеты, перчатки и все, чем вы пожелаете рискнуть, — прибавила Эрнестина.
— Но я не знаю рекордов миссис Форрест, — протестовал Грэхем, перечисляя вслух для памяти все свои обязательства. — Тем не менее если по истечении пяти минут…
— Десяти, — перебила Паола, — мы станем у противоположных концов бассейна, кажется, условия справедливые. Как только вы меня коснетесь, я поймана.
Грэхем с тайным восхищением смотрел на маленькую хозяйку. Она была не в белом шелковом трико, очевидно, предназначенном для купания исключительно в женском обществе, а в кокетливом костюме из легкого шелка синего цвета с зеленым отливом, в тон воде бассейна. Коротенькая юбочка чуть выше колен, длинные шелковые чулки того же цвета и крошечные купальные туфли, завязанные крест-накрест узенькими ленточками, а на голове шапочка, заломленная так же задорно, как задорна была Паола, когда она предлагала продлить гонку до десяти минут вместо пяти.
Рита Уэйнрайт взяла часы, Грэхем же стал у противоположного конца полуторастафутового бассейна.
— Смотри, Паола, — пригрозил Дик, — если ты позволишь себе хоть малейший риск, он тебя поймает. Ведь это — человек-рыба.
— Я думаю, что и Паола кое-что ему покажет, — защитил ее Берт. — Он проиграет — держу пари, что она ныряет лучше его.
— Проиграете вы, — отозвался Дик. — Я видел скалу, с которой он нырял в Хуахоа. Он там тогда уже не жил, королева Номаре умерла. Не будь он так молод — двадцать два года, — он бы не прыгнул. Это была скала Пау-Ви, в сто двадцать футов, и он не мог оттуда прыгать, ныряя по-лебединому, как это полагается, потому что приходилось думать еще и о том, чтобы не задеть двух нижних выступов. По традициям канаков, считалось, что с большей высоты, чем с верхнего уступа, нельзя нырять. А он дерзнул. И обновил традиции. Пока живы канаки Хуахоа, он будет жить в их памяти… Ну, готовься, Рита, пустите их минута в минуту.
— Как-то совестно шутить с таким пловцом, — вполголоса обратилась к своим Паола, стоя на своем конце бассейна в ожидании сигнала.
— Вполне возможно, что он тебя поймает прежде, чем ты сыграешь свою шутку, — снова предостерегал ее Дик и вдруг обернулся к Берту, точно обеспокоился: — А там все исправно? Если нет, Паолу ожидают нелегкие пять секунд.
— Все в порядке, — заверил Берт. — Я там сам был. Труба действует. Воздуха сколько угодно.
— Готовы! — крикнула Рита. — Пошли!
Оба побежали: Грэхем — к зрителям, быстро, как на бегах, а Паола — к верхней площадке. Она уже стояла на ней, когда он уцепился за нижнюю ступеньку руками и ногами. Он бросился за ней, она склонилась над водой, точно готовясь нырнуть; он остановился, решив выждать на средней платформе в двадцати футах над водой, готовый нырнуть за ней. Тогда она засмеялась и не нырнула.
— Время идет, дорогие секунды пропадают, — запела Эрнестина.
Грэхем начал подниматься выше. Паола снова согнала его на прежнее место, угрожая нырнуть. Но больше секунд Грэхем зря не тратил. Он решил подняться будь что будет, и угрозы Паолы больше не смущали его. Хотя он и взбежал на тридцатифутовую платформу, надеясь успеть схватить ее, прежде чем она нырнет, она не колебалась ни секунды. Она бросилась
В это самое мгновение Дик окунул в воду два плоских камня и стукнул их один о другой. Это должно было служить для Паолы сигналом. Она изменила курс. Грэхем слышал стук камней, но не мог понять, что это значит. Он необыкновенно быстро вынырнул у противоположного конца бассейна и оглядел поверхность воды. Раздался взрыв аплодисментов — он повернул глаза к дальнему концу, с которого он прыгнул: маленькая хозяйка уже выходила там из воды.
Снова он сбежал по скату бассейна, и снова она взобралась на платформу. Но на этот раз его быстрота и выносливость заставили ее сократить дорогу, и она удовольствовалась двадцатифутовой платформой. Она не остановилась, чтобы стать в надлежащую позицию, а сразу же бросилась к западному концу бассейна. Они очутились в воздухе почти одновременно. В воде и под водой он лицом и руками ощущал колебание воды, всколыхнувшейся над ней; она свернула в глубокую тень, брошенную стоящим уже очень низко солнцем, вода там была так темна, что ничего в ней нельзя было различить.
Коснувшись края бассейна, он вынырнул, но ее не было. Он выпрямился, тяжело дыша, готовый нырнуть, как только ее увидит. Но ее и следа не было.
— Семь минут, — возвестила Рита, — семь минут с половиной! — восемь… восемь с половиной!
Но Паола Форрест на поверхности не показывалась. На лицах зрителей испуга не было, и Грэхем решил, что пугаться рано.
— Видно, я побежден, — крикнул он Рите, когда она возвестила, что прошло десять минут. — Она под водою уже больше двух минут, но вы все что-то чересчур спокойны, чтобы мне волноваться. У меня еще остается минута. Может быть, я и не проиграю, — и он снова сошел в бассейн.
Спустившись, он обернулся — осмотрел и ощупал руками цементированную стену бассейна. На половине глубины, футах в десяти под водою, он натолкнулся на отверстие в стене и, убедившись, что оно ничем не загорожено, смело вошел и тотчас же почувствовал, что его поднимает, но поднимался он медленно в непроходимом мраке, стараясь не плескать и не нашуметь.
Вдруг пальцы его коснулись свежей, гладкой руки, судорожно отпрянувшей при неожиданном прикосновении; раздался громкий испуганный крик. Он сжал ее руку и рассмеялся. Тут засмеялась и Паола, и он вдруг вспомнил строчку стиха: «Услышав ее смех во тьме, я полюбил ее».
— Испугали же вы меня, — сказала она. — Вы подкрались беззвучно, а я была за тысячу миль отсюда, замечталась.
— О чем? — спросил Грэхем.
— По правде сказать, мне пришел в голову фасон платья — цвета синего винограда с тяжелой золотой каймой и пряжками. И только одно к нему украшение на руках — кольцо с громадным красным рубином, его мне Дик подарил в первые годы замужества.
— Есть на свете что-нибудь, о чем вы не мечтаете? — спросил он со смехом.
Она тоже смеялась; голоса их гулко раздавались в темноте.