Маленький стрелок из лука
Шрифт:
– И в этот отпуск ты не можешь "и одной юбки пропустить, - подковырнул Василий.
– Сумочки носишь, как какой-нибудь школьник портфель, да зажигалкой чиркаешь, давая дамам прикурить... Ты ведь не куришь, Николай, за каким хреном тебе зажигалка?
– Мне ее один иностранец подарил, была у нас экскурсия на заводе, - смутившись, ответил Николай.
– А я там за гида... Неудобно было отказываться.
– Не умеешь ты обращаться с современными женщинами, - продолжал Василий.
– Не то им нужно, братец Коля!
– А что же?
– задал наивный вопрос Балясный.
– Пригласил ты хоть раз Снегову в Феодосию в хороший ресторан?
– Ну ты тоже скажешь!
– возмущенно заметил Николай.
– Режиссер, а манеры у тебя, прости, мужицкие...
– Во-во, мужицкие, именно это теперь и ценят женщины, - подхватил Василий.
– А чиркнуть зажигалкой, оброненный платочек с земли поднять или преподнести полевой цветочек, это теперь любой может!
– Чего ты привязался к зажигалке?
– Николай, как бы ища сочувствия, посмотрел на приятелей.
– Пошляк ты, Вася, - пришел ему на выручку Вадим.
– Уши вянут слушать тебя.
– А ты как Кирилл - отключайся, - насмешливо посоветовал Василий.
– Да нет, я слушаю, - подал голос Кирилл.
– Верно ведь я говорю?
– взглянул на него Иванов.
– Перестань дурака валять!
– отмахнулся Кирилл.
Кажется, Василий выдохся, сорвал на бедном Балясном свое дурное настроение и успокоился. И глаза уже не такие сердитые, да и багровые пятна на щеках пропали. Это хорошо, что он не злопамятный. И зла на жену он долго не держит. Скорее всего, Нонна его подогревает, она-то женщина как раз злопамятная. Наверное, и развестись долго не могут, потому что у Василия отходчивый характер. Бушует, крушит все вокруг, как налетевший с моря шторм, а потом утихнет - и снова безмятежный, тихий...
Большая морская чайка низко пролетела над их головами. В желтом клюве зажата маленькая рыбешка. На тронутых серым крыльях золотистый отблеск, красные лапы, как шасси самолета, втянуты в туловище-фюзеляж. Море было на редкость спокойное. До них доносилось лишь его негромкое добродушное мурлыканье. Это маленькие волны - море не может быть совсем неподвижным - целовали разноцветную, глянцевито поблескивающую гальку. На горизонте море было ярко-зеленым, а небо бледно-голубым. И как раз в том месте, где проходила эта черта, разделяющая море и небо, возникали стремительные буруны, белые барашки. Кирилл не сразу сообразил, что это играют дельфины. Несколько чаек, очевидно, привлеченных морскими животными, плавно развернулись над набережной и величественно полетели в ту сторону.
В его поле зрения снова появился Недреманное Око. Лицо было озабоченным, губы решительно поджаты. Теперь в его походке была уверенность, будто он знал, куда надо идти. Пройдя мимо Дома творчества, он исчез в проеме решетчатой двери, ведущей в сад. Он почему-то напомнил Кириллу катер, который долго разводил пары, рыскал туда-сюда, а потом наконец рванулся вперед, выбрав правильный курс... Курс-то Недреманное Око выбрал, конечно, опять неверный. Напрасно разводил и пары, чтобы набрать скорость...
– Может, по пиву ударим?
– предложил Василий.
Желающих поддержать его не нашлось. Тогда он грузно поднялся и, огромный, со сбившейся на одну сторону русой бородой и короткой желтой челкой над синими глазами, направился к павильону. Фигура его не утратила своей былой спортивной формы. Глядя на
– Я пойду прогуляюсь, - извиняющимся тоном сказал Николай и, быстро вскочив со скамейки, чуть ли не побежал по набережной, заметив, как из сада показалась с толстяком Виктория Снегова. Она была в длинном до пят легком ситцевом платье, туго облегающем ее фигуру. В волосах букетик незабудок, перекликающихся с ее оживленными яркими глазами. Снегова, сверкая белыми зубами, смеялась. Наверное, он опять ей нашептывал что-нибудь про Париж и парижанок. Увидев подлетевшего к ним Балясного, толстяк уморительно сморщил свой крупный облупленный нос и отодвинулся от Снеговой, а та уже повернула свое улыбающееся лицо к Николаю.
– Пошли в Лягушачью бухту?
– пригласил Кирилл Вадима.
– Искупаемся.
Тот понимающе посмотрел на него, усмехнулся:
– Люблю тебя за интеллигентность, Кирилл! Приглашаешь, а ведь я тебе сейчас вовсе не нужен.
– Тогда не пойдем, - равнодушным голосом сказал Кирилл. По правде говоря, эти слова насчет бухты вырвались у него машинально. Он не был уверен, что хочет туда пойти... А вот Еву увидеть ему очень хотелось.
– Подожди ее здесь, дружище, - сказал Вадим.
– А я, пожалуй, пойду почитаю роман "Смерть под парусом".
– Такой вечер - и смерть под парусом...
– проговорил Кирилл, глядя на море.
– Чепуха какая-то!
– Слушай, может, уедем завтра?
– сказал Вадим, посерьезнев.
– Какое-то брожение началось в наших рядах, а это верный признак, что пора смываться.
– Завтра?
– испугался Кирилл.
– Море только успокоилось, солнце, передавали - вода будет восемнадцать градусов... Еще хоть недельку а?
– Василий лопнет от пива, а Николай и впрямь влюбится в Снегову и забудет про свою Машу и многочисленных детишек...
– Это ему не грозит, - заметит Кирилл.
– Жди, она придет, - заговорщицки усмехнулся Вадим и ушел.
"А что толку-то?
– глядя на тихое море, подумал Кирилл.
– Они придут... Я тут при чем?"
4
Кириллу снилось, что он стоит на Чертовом Пальце - есть такая скала на Карадаге - и слышит, как грохочет обвал. Камни, кувыркаясь и подпрыгивая, с бешеной скоростью мчатся по обрывистому склону вниз, срываясь в клокочущее море. Над ним неподвижно замерло ослепительное солнце, прозрачный воздух дрожит, плавится, а внизу разыгрались две стихии: обвал и шторм. Иногда серые обломки выветренных скал проносятся совсем близко, а Кириллу некуда отступить: шаг в сторону - и ты вслед за камнями полетишь в пенистую бездну, где малахитом блистают смоченные водой гигантские валуны и ощетинились острыми пиками обломки скал... И тут Кирилл начинает соображать: ведь Чертов Палец - самая высокая скала, каким же образом мимо него проскакивают разъяренные камни?.. Он понимает, что это противоестественно, а значит - нереально. Это сон...