Малышка
Шрифт:
— Орхидеи, — читаю я пункт под номером один. — Белые или розовые. Ты серьезно хочешь, чтобы я помог тебе выбрать цвет орхидей?
— Конечно, они ведь будут на всех наших свадебных фото. Не хочу потом всю жизнь слышать, что ты на само деле хотел гладиолусы.
Я понимаю, что это важно для нее, и только поэтому уступаю, позволяя втянуть себя в игру. Пока Бон-Бон готовит ужин, мы медленно продвигаемся по списку, который, в свойственном ей стиле, продуман просто идеально, даже есть снятые на полароид примеры пригласительных. Кстати, у нас не так много времени, чтобы их отпечатать.
Поверить не могу, что в следующую пятницу она
Глава тридцать четвертая: Ени
— Ты выглядишь такой юной, — пускает слезу мамочка, разглядывая меня с расстояние в пару шагов.
Я почти слышу ее невысказанное: «Слишком юной для брака к Рэмом», но благодарю ее теплой улыбкой, зная, как нелегко было сдержаться и не озвучивать свои опасения. Должно пройти намного больше времени, прежде чем она срастется с этой мыслью Прежде чем наша странная семья переварит тот факт, что мы с Рэмом одновременно и сводные брат и сестра, и, через каких-нибудь пару часов — муж и жена.
Мы не стали закатывать пир горой, ограничились приглашением только самых близких. Но правда в том, что это и так больше сотни человек: отец Рэма долго ворчал, что его просто неправильно поймут, если он не пригласит на свадьбу сына хотя бы два десятка своих деловых партнеров, а мамочка, по тому же примеру, вытребовала места в «зрительном зале» и для своих подруг. В общем, мы с Рэмом только молча сочувствовали друг другу, что несмотря ни на что, большую часть гостей мы будем видеть впервые.
— Пообещай, что вы не станете заводить детей по меньшей мере пока ты не получишь образование, — строго требует мамочка.
Снова здорова. Немного раздражают эти попытки вдруг начать контролировать каждый мой шаг, хоть до наших с Рэмом отношений она безоговорочно мне доверяла. Но, может, это потому, что она не видела в других моих увлечениях ничего серьезного? Теперь-то я понимаю, что только думала, что любила, а на самом деле занималась почти по-детски наивным самообманом.
Бросаю взгляд на себя в зеркало: то самое платье с итальянскими кружевами, в котором Рэм впервые меня поцеловал, сидит как влитое. Волосы собраны и украшены живыми белыми орхидеями, поверх которых приколота легкая, как паутинка, фата длиною в пол. И мои туфли. Я, как школьница, которой впервые стали впору туфли на каблуках, забираю платье и любуюсь этим шедевром: белая замша с серебряными — я не шучу, это настоящее серебро! — вензелями на каблуках и пятке, украшенная кристаллами Сваровски. Я спрячу их в коробку и буду беречь, как зеницу ока, а когда Рэм будет уезжать в свои командировки — надевать и ходить по дому, вспоминая нашу свадьбу. Ну и что, что ребячество.
В комнату заглядывает Лилёк и громко, словно заговорщик, шепчет:
— Приехали!
Меня бросает в озноб. Ноги так невыносимо слабеют, что я слепо тяну руку в поисках поддержка. Мамочка тут же хватает ее и обмахивает меня свежим, еще пахнущим типографской краской гламурным журналом, на чьей обложке красуется наше с Рэмом фото. До сих пор не верю, что согласилась на интервью, зато сколько мы потом смеялись, вспоминая дурацкие вопросы и наши попытки выжать из себя мало-мальски достойные ответы. Мамочка читала со слезами умиления на глазах, а я до сих пор не отважилась. Боюсь, после этого моя вера
Мы медленно спускаемся вниз, и уже на середины лестницы я замираю, потому что вижу внизу своего мужчину. Черный модный костюм и белоснежная рубашка так ему идут, что я на миг забываю о своем намерении сделать свои собственные «воспоминания», но Лилёк не дремлет и уже тычет мне в ладонь «Полароид». Когда я быстро делаю кадр, мамочка недовольно охает, Рэм скалит зубы в улыбке, а Влад за его спиной ставит брату «рожки» и с молчаливой мольбой на лице просит сделать еще один кадр. Не могу устоять.
— Господи, Евгения, такими темпами мы приедем в ЗАГС к полуночи, — говорит мамочка.
— А мы никуда не спешим, — улыбаюсь я, передавая свое сокровище подруге. — Рэм позаботился о том, чтобы час перед нами и два часа после больше никого не расписывали.
— Муж и жена — одна сатана, — говорит мамочка, но на этот раз даже почти с улыбкой.
Она обязательно полюбит моего Цербера. Ну, как только перестанет злиться, что он украл мое право на поиски достойного мужчины.
И все же мы с Рэмом перестаем валять дурака, как только наши взгляды снова пересекаются. Он слишком красивый сейчас, слишком мужественный и в тоже время нежный с этими чуть взлохмаченными волосами и легкой небритостью. Это тоже было одним из моих условий — обожаю эту его брутальную щетину, и на свадебных фотографиях он должен быть именно таким.
Знаю, что должна быть серьезной, трепетной и нежной ланью, но какое там. Рэм протягивает руки — и я мчусь в его объятия, даю себя подхватить и дико визжу, когда он меня кружит.
— Ты представляешь, что сегодня у нас будет законное право на секс? — в его поцелуй шепчу я, стараясь хотя бы казаться серьезной.
— Малышка, я сплю со стояком и этой мыслью всю неделю. Как ты думаешь, что я могу представить?
Обожаю его откровенность. Обожаю его готовность принять меня со всеми заморочками и нежеланием взрослеть. Мы оба знаем, что велика вероятность того, что я на всю жизнь останусь великовозрастным ребенком, и он не пытается как-то на это повлиять.
— Ты красивее, чем все, что я видел в жизни, — говорит Рэм с какой-то трогательной мужской скупостью.
— В день, когда ты не скажешь об этом, я подам на развод, Цербер, так что занеси комплимент в ежедневные напоминания на ближайшие лет сто.
Мы едем в ЗАГС, и изо всех сил пытаемся быть серьезными по время гражданской церемонии. А во время венчания в церкви я чувствую себя невероятно очищенной, подготовленной к тому, что теперь я — Евгения Даль, законная жена Романа Даля, и будущая мать его детей.
— Ты должен мне новую руку, Рэм, — слышу шепот из-за спины Влада, которому приходиться не только держать свой венец над головой брата, но и поддерживать локоть Лилька.
— Ящик Джимми Волкер — максимум, — отзывается шепотом мой муж.
Мой. Муж. Наступит ли такой день, когда я начну хоть чуть-чуть сдержаннее реагировать на эти простые слова?
Мы выходим из церкви какими-то… я не знаю. Обновленными? Смотрим друг на друга, прижимаемся, скрещивая пальцы в неразрывные замки. Быть его женой — самая правильная вещь на свете, и слава богу, мне хватило ума перешагнуть через свои предрассудки. Может быть когда-то этот мужчина и был бабником, но тот, что стоит передо мной — не он. В этом я уверена так же сильно, как и в том, что контролирую каждый свой палец.