Малышка
Шрифт:
— Остался ресторан, — бормочет Рэм.
— И в аэропорт.
Может кому-то это покажется жуткой банальщиной, но у нас все почти, как в кино: уже зарезервирован частный рейс на Мальдивы, откуда нас на катере отвезут на самый настоящий необитаемый остров, где мы проведем десять дней. Десять дней на собственно пляже, где мы можем заниматься любовью не опасаясь смутить отдыхающих своими животными инстинктами.
Нас все поздравляют, дарят цветы, желают много лет совместной жизни, детишек, благополучия, достатка. И я с искренней радостью и благодарностью
В наше первый свадебный танец Рэм выводит меня в центр зала. Я немного кривлюсь от боли, потому что хоть туфли и идеальны, но они новые и порядочно натерли мне пятки.
— Сними их, — предлагает Рэм под первые аккорды музыки.
— Представляешь, что о нас будут говорить?
— Ну, во-первых, не о нас, а о тебе, малышка, а во-вторых — давно ли ты стала оглядываться на мнение других?
Я освобождаю ступни, но встать на пол Рэм мне не позволяет: чуть приподнимает, словно я совсем ничего не вешу и бережно опускает на свои туфли. Боже, я сейчас реветь буду, как белуга! Пусть ванильно, пусть радужно и даже умилительно-сопливо, как диснеевская сказка, но это — моя сказка и мой принц. Я никогда бы не согласилась на меньше — теперь-то я это точно знаю.
Как ни парадоксально, но мы — первые, кто покидает эту свадьбу. Уже девять вечера и нам пора лететь навстречу своей новой жизни. Чемоданы с вещами уже в машине Рэма и по такому случаю он даже разрешил сесть мне за руль. Сказал, что это первый и последний раз в жизни, когда он допускает меня за руль своего монстра. К счастью, после визита в больницу и подтвержденного диагноза «анемия средней степени», я начала пить какие-то жутко дорогие таблетки и мошки перед глазами понемногу сошли на нет.
— Через восемь часов, малышка, я тебя раздену и спрячу одежду под самым тяжелым камнем, — обещает Рэмс соблазнительно-обещающей улыбкой. — Будешь ходить в юбке из банановых листьев и в лифчике из кокосовой скорлупы.
— Какая банальщина, — морщу я нос, и Рэм, вырываясь из плена ремня безопасности, тянется, чтобы жадно наброситься на мои губы.
Скорее бы на этот остров, потому что, честно говоря, мысль о языке мужа у меня между ногами не то, что сводит с ума — она просто превращает мои мысли в заварной клубничный крем.
Нам ехать почти сорок минут, но пробок не так много и в перерывах, пока мы ждем своей очереди в потоке машин, мы, словно озабоченные подростки, целуемся. Если бы для шкалы поцелуем возможно было придумать шкалу пошлости, то наши сплетенные языки побили бы отметку в десять балов. Я уже молчу о том, что рука Рэма у меня между ногами делает все, чтобы его предложение начать прелюдию над облаками, больше не казалось мне чем-то достойным разве что порнофильма. Сейчас я взведена и готова опробовать все прелести частных рейсов.
Я сворачиваю на перекрестке — и в ушах начинает звенеть. Громко, оглушительно, будто кто-то свистнул в свисток. Машинально трясу головой, чтобы сбросить наваждение,
Что происходит?!
Краешком сознания все еще пытаюсь осмыслить происходящее, каким-то чудом соображая — в нас летит машина. Что-то огромное и черное. Пытаюсь увести машину в сторону, но не могу. Словно в замедленной перемотке вижу руки Рэма на руле, которые мешают мне повернуть вправо. Мешают сделать то, что должно спасти ему жизнь.
Потому что он подставляет под удар левую часть. Он подставляет под удар себя.
Глава тридцать пятая: Ени
Я прихожу в себя с обжигающей болью в самом центре грудной клетки. Пытаюсь дышать — и не могу, не получается даже сделать скупых полглотка. Кричу, задыхаясь, царапаю горло. Паника колотит по всем нервам, словно отбойный молоток.
Рядом раздаются крики, визг, чьи-то руки хватают меня за плечи.
— Больно… — стону я, запоздало соображая, что белесое бесформенное пятно передо мной — не потерянное зрение, а всего лишь спущенная подушка безопасности. Та, что спасла моб голову от удара.
— Потерпи, милая, сейчас, — говорит совершенно незнакомый женский голос.
Я даже голову повернуть не могу, так это больно.
— Второй? Глянь с той стороны? — доносится короткая фраза на этот раз уже мужского голоса.
— Там всмятку, не жилец.
Что?
Я забываю о том, что у меня, кажется, все тело превратилось в один большой синяк, и что наверняка сломана пара ребер, и каждое движение разрывает изнутри, как будто там работает адский механизм, чья цель — проверить на прочность мои мышцы и кожу.
— Рэм… Рэм…
Его голова откинута набок, и смотрит прямо на меня. Висок залит кровью, глаза, закрыты и алые капельки лениво стекают с ресниц на белоснежную рубашку. Он выглядит почти умиротворенным, как будто просто уснул, а мальчишка-мойщик плеснул в открытое окно томатным соком. Я хочу верить, что так и было, что вот сейчас мой муж откроет глаза, выругается и скажет, что придется срочно ловить такси, если мы не хотим опоздать на наш медовый месяц.
Но Рэм не открывает глаза, как бы громко я ни звала.
И множество осколков стекла торчат из его тела, словно смертельное украшение.
Я кричу — и снова проваливаюсь в пустоту.
Реальность медленно, почти болезненно медленно вторгается в мою черную пустоту. Там холодно и липко, но там нет реальности, там время остановилось за минуту до удара, там Рэм сидит на соседнем сиденье, рассматривает только что снятый с шеи галстук и начинает вслух размышлять о том, что эту удавку лучше использовать, например, для связывания рук его молодой жене. Улыбка на губах моего Цербера такая удивительная, что я протягиваю руку, пытаясь провести кончиками пальцев по его губам, но образ тут же пенится — и превращается в облачко тумана.