Маникюр для покойника
Шрифт:
Юрий Николаевич изъяснялся по телефону приятным тенорком, и я ожидала увидеть невысокого худощавого мужчину, но на пороге возник просто гигант. Рост около двух метров, шея, как у нашей Рейчел задница, лопатообразные руки и сильно выпирающий вперед живот любителя пива.
– Вы от Катукова?
От страха я пискнула, словно мышь, попавшая в капкан:
– Ага.
– Идите в гостиную, – велел слонопотам.
Я почувствовала себя неуютно, но повиновалась. В большой захламленной комнате хозяин сел возле концертного рояля и зажег настольную лампу. В этом был свой резон. Серая, хмурая погода превратила утро в вечер. Свет упал
Несколько лет тому назад, польстившись на рекламу, я заказала по телефону в телемагазине «Витаформ». Заказ доставили поздно вечером, после ужина, часов в одиннадцать. Наташа уже легла, и Михаил, чертыхаясь, сам открыл дверь. Через пару минут он влетел в спальню и накинулся на меня чуть ли не с кулаками:
– Можно ли быть такой дурой и покупать любой товар, показанный с экрана.
Глядя на его красное от злости лицо, я безумно удивилась. Мой интеллигентный, слегка занудливый, крайне спокойный и очень богатый муж взбесился! И из-за чего? Чем ему так не понравилась баночка стоимостью около десяти долларов? Да когда я в марте заказала брильянтовое колечко за пятьсот, он только улыбнулся и вымолвил:
– Теперь к нему нужны сережки.
Вообще это был первый и единственный раз, когда супруг выразил недовольство мной, да еще разорался и затопал ногами. Несчастная баночка полетела в помойку.
На следующий день муж явился около десяти вечера и подал упаковку с яркой голографической наклейкой. Я повертела коробочку – фирма «Ирвинс Нечурлз», препарат «Продление жизни». Сверху красовалась цена. Я почувствовала, что ничего не понимаю. Этот комплекс витаминов стоил около семидесяти долларов, намного дороже выброшенного вчера с воплем «Витаформа».
– Извини, – покаянно произнес муж, – сам не знаю, какая вчера муха меня укусила.
– Бывает, – великодушно простила я провинившегося.
– Дорогая, у тебя чудный характер! – умилился муж. – Но пей лучше эти витамины, «Витаформ» не бери никогда.
– Почему?
– Они мне не нравятся, – последовал ответ.
Я промолчала. В конце концов, мой супруг – существо без недостатков, ну должны же у него быть хоть какие-нибудь отрицательные качества.
Я покорно стала принимать «Продление жизни», а вид яркой упаковки «Витаформа» вызывает до сих пор неприятные воспоминания.
– Вы явились, будто ангел надежды, – пропел Юра и близоруко прищурился.
Я слегка успокоилась. Еще в консерватории ему велели носить очки, но Юрка капризничал и заявлял, будто оправа мешает играть, подпрыгивает на носу и отвлекает в самый неподходящий момент. Большей глупости нельзя было и придумать, я перебирать струны могла, сидя даже в каске, а Юрасик жутко кривлялся…
То ему было холодно в классе, то жарко, то било солнце, и преподаватели покорно задергивали шторы. Они стойко терпели все капризы Соколова, считая его гением. Впрочем, и сейчас, говорят, Юрий Николаевич доводит почти до обморока организаторов
Причем требований к самому инструменту он не предъявляет никаких и одинаково гениально играет на антикварном «Бехштейне» и жутком фортепьяно «Красный Октябрь». Ему без разницы, какой рояль под руками. К слову сказать, какая-нибудь дребезжащая «Лира» моментально преображается, как только Юра приближается к клавиатуре, откуда только в рассохшемся «гробу» брался мощный и чистый звук! Так что к роялям у него претензий нет, но стул – это святое.
Мне же было важно, что он по-прежнему из кокетства не носит очки, значит, не должен меня узнать. Так и вышло.
– Как вас зовут, удивительная женщина?
– Евлампия, – ответила я и попросила: – Отвернитесь на минутку.
Пианист отошел к окну, я вытащила доллары и положила на журнальный столик.
– Посчитайте, пожалуйста.
Юра замахал руками:
– Что вы, я абсолютно уверен, что все на месте.
– Все-таки проверьте.
Соколов пошелестел бумажками. Когда начал выравнивать стопку, я принялась излагать придуманную по дороге историю:
– Не могли бы вы мне помочь, Юрий Николаевич…
– Для вас, дорогая, что угодно.
– Мы с Котей работали вместе, я была у него на посылках, но хорошо знала, где Катуков хранит вещи, взятые у людей. После его смерти хотела сама заняться этим бизнесом, но не знакома ни с кем из клиентов. К тому же сейчас у меня на руках парочка весьма ценных вещей, и их следует отдать владельцам… Может, вы знаете, кто из ваших приятелей обращался к Косте?
– Как же вы про меня узнали? – изумился Юрка.
– А в долларах лежала записка, – выкрутилась я.
Пианист удрученно покачал головой:
– Увы! Нас познакомила Яна Михайловна.
– Яна?!
– Ну да, она близкая подруга моей жены, вот и посоветовала Костю. Изумительный оказался человек! Думаю, вам будет трудно его заменить.
– Почему?
– Понимаете, он мог абсолютно все: что ни попроси – сделает. Причем совершенно молча, только цену назовет. Я его в свое время Филимоновой Галине порекомендовал. У Галочки сын балбес, попал в тюрьму, она, бедняжка, все глаза выплакала, адвокаты только деньги тянули, а суд все откладывался и откладывался… Ну и попросили Костика присоветовать какого-нибудь хорошего юриста, и он враз дело уладил, парень получил условный срок. Больше никого и не знаю, кто к нему обращался. Понимаете, Костя обделывал деликатнейшие дела, не всякий захочет афишировать свое знакомство с ним!
Я вздохнула: что же, здесь больше ничего не узнаю!
Юра протянул мне три бумажки.
– Возьмите.
– Не надо.
– Почему? Столько Костя брал за хранение. Вы честный человек, вернули деньги и должны быть вознаграждены… И потом, как думаете заниматься бизнесом? Оказывать услуги бесплатно?
Пришлось признать его правоту и принять доллары.
– Позвоните, пожалуйста, Филимоновой и представьте меня.
– С удовольствием, – ответил пианист и схватился за телефон.