Маникюр для покойника
Шрифт:
– Просто безобразие, – раздалось за спиной.
Я обернулась и чуть не расхохоталась. На пороге, уперев руки в боки, стояла обозленная до предела Виктория. Волосы дама собрала под шапочку, тело запрятала в роскошный вульгарно-зеленый шелковый халат, но лицо выглядело эффектнее всего. Оно все оказалось намазано чем-то красноватым, в черную точечку. Так, понятно, косметическая маска.
Боясь нарушить массу, покрывающую физиономию, Виктория пыталась выразить негодование, минимально двигая мускулами лица. Рот она чуть-чуть приоткрывала, из-за чего гневная тирада
– Просто безобразие, – кипятилась Виктория, складывая губы куриной гузкой. – Вам, душечка, очевидно, неизвестно, что маску следует держать на лице, полностью расслабившись, желательно лежа при этом в теплой воде. А в вашем доме дурацкий водопровод! Ну зачем включили воду на кухне?
Я только усмехнулась. В прошлой жизни, которая была так давно, что и не вспомнить, я тоже крайне тщательно следила за своей внешностью и здоровьем. Раз в месяц в обязательном порядке посещала терапевта, сдавала анализы, еженедельно ходила в Институт красоты на массаж… Полочка в ванной ломилась от разнообразных баночек, коробочек и бутылочек. Голубая глина из Израиля, чтобы очистить кожу, абрикосовый пилинг фирмы «Сент-Ив», стягивающая пленка от Диора, лифтинг от «Л'Ореаль», питательный дневной, ночной разглаживающий кремы… И маски я делала по всем правилам: лежа в полутемной спальне на кровати, практически без подушки, с тампонами, вымоченными в чайной заварке, на глазах.
Но вот парадокс. Все предпринятые усилия не давали никакого эффекта. Я постоянно болела, плавно перетекая из простуды в ангину, грипп и воспаление легких. Аллергия была такой, что стоило только приблизиться к Михаилу, выкурившему до этого сигарету, как начинался душераздирающий кашель. Соседская собака лишь заглядывала в лифт, где стояла я, как красные глаза, чесотка и непробиваемый насморк были обеспечены, по крайней мере, на неделю. Не лучше обстояло дело и с внешностью. Вопреки всем мерам кожа оставалась бледной, под глазами красовались синяки. А у глаз собиралась сеть довольно заметных морщинок.
Сейчас же я вообще не делаю ничего, честно говоря, иногда забываю умыться на ночь. Впрочем, изредка запускаю пальцы в пластмассовую коробочку с ночным кремом «Ламинария», купленным Юлей за пятьдесят рублей в переходе метро. По врачам ходить тоже недосуг, и анализы я не сдаю, да и витамины не пью. И что? Только сегодня видела в зеркале жизнерадостную, розовощекую физиономию с блестящими глазами. Сережка и Юля курят, а я ни разу не кашлянула, более того, ношусь по морозу в тоненьких замшевых сапожках – и никакого намека на простуду. К тому же мопсы и стаффордширица плотно поселились в моей кровати и по утрам я, чертыхаясь, вытряхиваю из простыни кучу мелких собачьих волос – Муля, и Ада, и Рейчел, простите за тавтологию, линяют как собаки. Но никакой аллергии нет, противная болячка покинула меня без следа, это ли не чудеса!
– И в следующий раз не мешайте, – закончила тираду Виктория и прибавила: – Пойду полежу на диване, маска должна подействовать, надеюсь, никто не ворвется в мою спальню!
Резко повернувшись, фурия вылетела из кухни, и тут же из прихожей раздался
– А у нас опять умопомрачительный ужин!
Рыбу проглотили в мгновение ока, отложив крохотный кусок для гостьи, и вылизали сковородку. Появление «Шалаша» вызвало буйный восторг.
– Замечательно, – бормотала Юля, откусывая гигантские куски, – восторг, боюсь только, придется новые джинсы покупать…
– Оригинальный дизайн, – вторил Сережка, окидывая взглядом домик из печенья, – только я бы вот здесь поставил пенек из бисквита, а на него посадил шоколадного Владимира Ильича с рукописью. Что он там, в Разливе, писал? «Государство и революция»? Или «Два шага вперед – три назад»? Надо же, ведь сдавал историю КПСС в школе, а ничего не помню.
– У тебя была не история КПСС, – поправила я, – а обществоведение.
– Один шут, – вмешалась Юля, – а идея с Владимиром Ильичем отличная, но я бы еще водрузила рядом Надежду Константиновну.
– Это кто такие? – спросил Кирка. – И почему их надо возле шалаша пристраивать?
Мы перестали есть и уставились на мальчишку.
– Кирка, – спросила я, – у тебя история в школе есть?
– Конечно, – хихикнул мальчик.
– Что проходите?
– Иван Грозный, политик-реформатор, – не задумываясь, выпалил школьник.
– Надо же, – восхитился Сережка, – я только помню, как он своего сыночка порешил.
– Они просто не добрались до семнадцатого года, – поспешила я оправдать Кирюшку.
– Ты не знаешь, кто такие Ленин и Крупская? – поинтересовался старший брат.
– А, – протянул Кирка, – слышал, он вроде Гитлера, революцию сделал, а она не знаю кто.
– Жена его, – вздохнула Юля, – верная спутница и товарищ по партии.
– Ну до чего времена изменились, – восхитился Сережка, – я в его годы был октябренок – внучонок Ленина.
– Ты был в этом возрасте уже пионер – всем ребятам пример, – хихикнула Юля.
– Мы родственники Ленина? – изумился Кирюша. – Но почему вы никогда об этом не упоминали?
– Кто сказал такую глупость? – оторопел Сережа.
– Ты, – выпалил Кирка, – только что.
– Я?
– Ну да, кто же еще. Сам произнес: октябренок – внучонок Ленина.
Сережа и Юля рассмеялись.
– Ты не понял, мы все, от семи до девяти лет, считались внуками Ленина.
– Почему?
– Ну, – замялась Юля, – так было принято, носили на груди красные звездочки с фотографией маленького Ленина и называли себя октябрята – внучата Ильича.
– Бред, – выпалил Кирка, – он же никак не мог быть всехним дедушкой.
– Боже, – простонала Юля, – я не способна объяснить ему это.
– Видишь ли, – попробовала я проявить педагогические способности, – седьмого ноября в России произошла революция, которую возглавил Ленин, в честь этого события младших школьников стали звать октябрята.
– Почему не ноябрята? – спросил с набитым ртом Кирюшка.
– Потому что раньше седьмое ноября было двадцать пятым октября, – терпеливо пояснила я.
– Почему?
– Коммунисты поменяли календарь, прибавили тринадцать дней.