Манолито-очкарик (др.перевод)
Шрифт:
находился там, то я уверен, что он дал бы по заслугам тому негодяю, верно, Джихад?
Джихад стоял красный, как рак, и глядел в пол, но утвердительно качнул головой. Дедуля
вплотную подошел к Джихаду и закончил свою речь, сказав:
– Надеюсь, в следующий раз так и будет. Этот наглец может быть уверен в том, что, если
это снова случится, мы зададим ему хорошую порку. Именно так и учат разных подлецов, которые осмеливаются драться с самыми слабыми. А теперь, Манолито, ступай в класс вместе с Джихадом. С ним ты не должен ничего бояться,
Это было просто невероятно. Дедуля заслужил нобелевскую премию мира.
Мы с Джихадом молча вошли в школу. Мы ни о чем с ним не говорили.
Во время урока Джихад передал мне записку, в которой говорилось: “Как ты думаешь,
скажет твой дед моему, что это я сломал очки?”
Я тоже написал ему в ответ: “Не знаю, правда, не знаю, скажет ли мой дед твоему, что это
ты виноват.”
Я не думаю, что Джихад понял намек деда, он слишком большой тугодум.
Я был уверен в том, что дедуля никогда не стал бы ябедничать, но я предпочел, чтобы
нахалюга помучился какое-то время.
Когда мы вышли из школы, нас поджидали оба деда. Я побежал к ним, но, поскольку был
без очков, то споткнулся. Конечно, если говорить настоящую правду, то я должен признать, что спотыкаюсь о землю и в очках, всеми возможными способами.
Тогда произошло совершенно невероятное – Джихад наклонился и помог мне подобрать
портфель и свитер. Хотел бы я сфотографировать, как самый большой на земле наглец и грубиян подбирает вещи. Такое происходит не каждый день. Когда я поднялся, Джихад мне сказал:
– Думаю, что он все рассказал.
То есть наглец боялся. Думаю, что это был один из самых счастливейших моментов в
моей жизни на нашей голубой планете. Но нет, дедуля Николас не трепал языком, он не из тех. Джихад сразу это понял, потому что его дед вел себя с ним, как обычно. Все вместе, вчетвером, мы пошли по дорожке – два дедушки, и мы вдвоем, никогда не ходившие вместе по улице. Только Джихад иногда подходил ко мне, чтобы пихнуть меня. Это была единственная близкая связь между нами.
Эта, и в тот раз, когда он сломал мне очки. Джихад сломал этот отвратительный лед
отчуждения, который был между нами:
– Пожалуй, нам не остается ничего другого, как стать друзьями.
– Верно, ты уже слышал от моего дедушки, что может случиться, если ты снова
дотронешься до меня.
В этот момент подошел Ушастик. Он пребывал в восторге, глядя на нас. Он и представить
себе не мог, чтобы мы с Джихадом шли по улице, как два нормальных чувака.
– Ну че ты вылупился, болван? – очень благовоспитанно спросил его Джихад. Ушастик
совсем было собрался задать стрекача, но я его остановил и сказал Джихаду:
– Если ты мой друг, то должен стать и его другом тоже. Отвечай, да, или нет?
Это были очень напряженные минуты. Под конец Джихад согласился, сказав:
– Да, а что еще делать, у меня не осталось другого выхода.
Но при этом он выдвинул
– Поклянись отцом, что никогда в жизни ты не назовешь меня снова капитаном Хеком.
Я поклялся и отцом, и матерью, и Дуралеем, и дедом, а самое главное, поклялся самим
собой. Я знал, что, если снова произнесу это имя, то моя жизнь будет в опасности. В любом случае, поскольку никто не может залезть в мой мозг, я мысленно могу продолжать называть его время от времени капитаном Хеком!
Этой ночью я снова спал без очков и с дедом. Я чувствовал себя очень важным,
создателем банды, даже основателем страны, каких-нибудь Соединенных Штатов. Это самая большая страна из тех, что приходят мне на ум. Очень мало людей в своей жизни были основателями команды, и я был одним из них. Я заслуживал памятник в парке Дерева Висельника. Памятника с табличкой, гласящей: “Манолито-очкарик. Выдающийся ребенок, основатель команды, игравшей на этой самой земле, на которой ты стоишь.”
Правда, никто из членов банды не слишком-то хотел по-прежнему в ней находиться,
но, как говорит мой дедуля: “Дождь никогда всем не угодит.”
Пиолин – желтая канарейка, персонаж американского мультфильма, за которым гоняется кот, чтобы его съесть
Бодуэн – 5-й король Бельгии (1930-1993гг), был королем с1951г до смерти
Мотриль – город в испанской провинции Гранада
Тропезон – один из дешевых баров Мадрида, куда заходят, в основном, выпить пивка
Глава 5. Необычный грех
Если бы я был набожным, то должен был бы исповедаться священнику в одном
необычном грехе, совершенном мною на следующий день.
А поскольку я посещаю уроки этики, то о грехе расскажу только тебе, потому что ты
мне понравился. И еще половине Испании, которая тоже мне нравится. Я ведь не из тех, кто носится по улицам, спрашивая всех подряд: “Послушайте, простите, а Вы, случайно не священник? Не будете ли Вы столь любезны исповедать меня в одном достаточно необычном грехе? ”
Люди сочтут меня чокнутым. Одни, возможно, скажут: “Кончай, плыви отсюда,
барабулька”, а другие, до смерти напуганные, убегут.
Мама записала меня на этику, чтобы посмотреть, не научусь ли я хоть чуть-чуть культуре
поведения, которой мне явно не хватает.
– По крайней мере, сынок, ты хоть не будешь так шумно есть, – говорит она.
Вот дедуля мой шумит, так уж шумит, но, поскольку он носит вставные зубы, а не свои,
да к тому же “деревенские”, все его прощают. В любом случае, единственное чему учит нас сита Асунсьон на этике, так это повторяет нам тысячу раз, что, если мы будем оставаться невежами и тупицами, если будем уподобляться животным, как делаем это сейчас, лишь выйдя во двор, то закончим мы отпетыми преступниками.