Марево
Шрифт:
Мало по малу Владиміръ Ивановичъ приглядлся къ домашнему обиходу, потомъ полюбилъ его.
Подъхавъ къ дому, онъ киулъ вожжи Іоськ, и постучался въ свтившееся окно. Іоська принялъ бразды со всею неповоротливостью Малоросса за сорокъ лтъ, и ведя лошадь въ конюшню зафилософствовалъ на свой ладъ.
— Ще сего не було… о півночи до дому не іидуть… Хиба в васъ нема що повечерять, — и, пнувъ не распряженную лошадь въ стойло, завалился на боковую.
II. Туземцы
—
— Вотъ спасибо, дружочекъ! — И майоръ обнялъ племянника, широко распахнувъ полы бухарскаго халата съ разводами.
— Да, дяденька, и знаете что? очень не дурно бы попасть въ мировые посредники.
Дядя прочилъ племянника во что-то до того высокое, что и самому себ не могъ отдать отчета, во что именно, а потому такъ и обрадовался.
— Какъ, ты длаешь намъ честь быть нашимъ посредникомъ? Ну, молодецъ, Володя! Позволь же выразить теб….
И бухарскій халатъ опять соткровенничалъ.
— Да захочетъ ли дворянство?
— Сосди-то? Помилуй, да они за счастіе почтутъ!…
— Въ такомъ случа надо създить къ нимъ съ визитомъ…
— Что жь! Вотъ посл чаю и позжай! Вели заложитъ пгашку въ дрожки, да и съ Богомъ…
— Вы мн скажите, кто тутъ повліятельнй!…
— Какихъ теб вліятельныхъ? Такъ кругомъ хутора по ранжиру и валяй. Тутъ вс вліятельные…
— Ну, видно я въ самомъ дл попалъ въ Эльдорадо, сказалъ Русановъ, улыбаясь.
— А ты, Володичка, поменьше мудреныхъ словъ то говори; у насъ этого не долюбливаютъ….
И майоръ самъ пошелъ наставлять Іоську. Сей деревенскій философъ занималъ почетную должность возницы и глубоко пропитанъ былъ чувствомъ собственнаго достоинства. "Не моі дло", важно обрзывалъ онъ бабу, когда та просила его принести воды или о чемъ подобномъ: "моі дло съ паномъ іиздить, а не зъ жінками возиться." На кликъ барина онъ явился въ утреннемъ неглиже съ нечесаною бородой.
— Іоська, дрожки вычищены?
— Эге, чого жъ ихъ чистить? Щобъ упьять у грязь лзти? Се такъ!
— Ну, и шлея не починена?
— Та коли жь и було чинить? Ще тілько недля минула, якъ вона порвалась…
— О, чортъ тебя дери! Запрягай, какъ есть.
— И я жь кажу, запрягти, якъ воно е.
И довольный, что оставилъ за собой послднее слово, Іоська проворно заложилъ пгашку. Владиміръ принарядился въ приличный торжественному вызду костюмъ и явился передъ дядей въ полномъ блеск столичной пары.
— Счастливой удачи! крикнулъ майоръ вслдъ удалявшемуся экипажу.
Свжее утро возбудительно дйствовало на молодаго искателя приключеній; ласточки съ пискомъ, прихотливыми извивами, сновали мимо дрожекъ…
— Чей хуторъ? спросилъ онъ, подъзжая къ воротамъ.
— Якій? отъ сей? Бобырца Игнатъ Васильича…
И Іоська съ шикомъ разогналъ было пгашку къ крыльцу, но къ прискорбію
— А очень радъ, очень радъ! забасилъ Бобырецъ: — я съ вашимъ дядюшкой другъ-пріятель… Эй, Хома, сдлай барину безпардонную! живо!
— Что это, Игнатъ Васильичъ, зачмъ?
— А какже? На охоту-то пшкомъ?
— Въ другой разъ съ удовольствіемъ…
— Полноте кобениться! Вы не Иванъ Иванычъ! Тотъ все отказывается; что жь ты, говорю, за подлецъ, душа моя, вдь я тебя нагайками отлуплю…
— Право, въ другой разъ лучше…
— Да что за церемоніи! Я вдь и не зову васъ въ домъ: у меня тамъ Содомъ и Гоморръ, битва Русскихъ съ Кабардинцами… А я васъ такомъ блякомъ угощу! Нате, Налета вамъ уступаю, продолжалъ неистовый Мелеагръ, суя Русанову свору…
— Да, какже, возразилъ Русановъ, — теперь и поля еще не убраны…
— Мои поля — вдь не ваша забота! Такъ не хотите? Ну чортъ съ вами! Трогай!
Вся ватага, щелкая арапниками, съ визгомъ, лаемъ и топотомъ понеслась по двору и скоро исчезла изъ глазъ изумленнаго Русанова. Онъ опомнился только на другомъ хутор.
— Дома баринъ?
— Ни, отвтила бойкая двка въ красномъ намист, - пожалуйте: пани дома, воны рады будутъ, — и уже отворила дверь и ввела гостя въ переднюю.
— Доложи: Русановъ, сказалъ онъ, оправляясь.
Двка поглядла на него и отворила дверь въ заду.
— Онъ пани, говорила она, тыкая пальцемъ, — у куточку {Въ уголку.} сидять…
На встрчу Русанову поднялась съ дивана дебелая красавица лтъ тридцати и Ртомно пригласила садиться.
— Вамъ вроятно необычайно скучно въ нашемъ захолустьи, начала она посл первыхъ привтствій.
— Я нахожу здсь такой радушный пріемъ…
— Это у Горобцевъ-то? Васъ удивляетъ, что намъ извстны ваши посщенія? Чмъ же заниматься въ деревн, кром комеражей! Такъ вамъ не знакомо это чувство? Счастливецъ! Поживите въ глуши безвыздно, когда сердцу доступны высшія потребности…
— Сударыня… началъ было Русановъ.
— Помните, что говоритъ философъ? "И скучно мн, и грустно мн, и некому мн руку подать въ минуту сердечной тревоги…"
— Сударыня, надюсь вашъ супругъ…
— Мой супругъ овецъ стрижетъ, это такой жалкій матеріалистъ! Скажите, что можетъ быть завиднй, сказала она, наклонивъ головку и разбирая кружево мантильи: — qu'est ce qu'il y a de plus beau, que d'^etre comprise!
— Сударыня, я желалъ бы….
— Говорите, почти прошептала она, — я стою на сторон чувства… "Кто мсто въ неб ей укажетъ…"